Четыре направления - четыре ветра - [10]

и изучить его способ лечения из первых рук. Я хочу написать об этом.

— Написать?

— В моей докторской диссертации.

Его взгляд заскользил от моего лица вниз, по рубашке, по ремню сумки, висевшей на плече, задержался на сумке, а затем продолжил свой путь по брюкам и до туристских ботинок. После этого он поднял глаза и остановил их где-то на моем лбу. Его глаза что-то напоминали мне, но я никак не мог вспомнить что.

— Почему вы пришли ко мне?

— Мне говорили, что вы кое-что знаете. Его лицо озарилось красивой улыбкой.

— Где же это вам говорили?

— На рынке.

— На рынке! Там известно только мое умение торговаться с продавцами фруктов. — Он нахмурился. В его голосе появился оттенок подозрения. — Вы говорите на кечуа?

— Нет. Я пытался объясниться с торговкой травами. Мне помог молодой человек. Это он назвал ваше имя. Он сказал, что вы что-то знаете о курандерос.

Кивком головы он дал понять, что ему все ясно.

— Конечно, один из моих студентов. Любезно было с его стороны помочь иностранцу-путешественнику.

Он затолкал в рукав высунувшуюся манжету рубашки и взглянул на часы, старый «Таймекс».

— Не хотите ли выпить чашечку кофе?

3

Опыт — это название, которое люди дают своим ошибкам.

Оскар Уайлд

— Итак. — Профессор Моралес поднял крышку сахарницы и сунул ложку в горку крупнозернистого неочищенного сахара. — Вы хотите приобрести опыт или послужить опыту?

— Простите?

— С аяхуаской.

— Я не понимаю.

— Как вам объяснить… — Он держал ложку с сахаром над маслянистой поверхностью кофе. — Вы причащались когда-нибудь?

— Профессор…

— Да, я об евхаристии. Освященные хлеб и вино в католической религии. Тело и кровь Христа. Пробовали?

— Да.

— Вы католик?

— Нет.

Я все смотрел на ложку, застывшую в его руке.

— Но вы стояли на коленях перед алтарем?

— Да.

— Ну вот. Вы взяли облатку на язык, и она прилипла к нёбу и по вкусу напоминала картон, а вино было дешевое и сладенькое.

— Да, — рассмеялся я.

— Вы делали это, но все же вы не католик. Вы имеете опыт Святого Причастия, но вы не причащены.

Он стал осторожно погружать ложку в кофе. Жидкость просачивалась в сахар по краям ложки, маленький холмик постепенно насыщался и темнел.

— Опыт вместо службы опыту.

Он наклонил ложку, и густой сахарный сироп потек в кофе.

— Ритуал не послужил вам, потому что вы не служили ритуалу. Это вопрос намерений.

Я улыбнулся на эти слова и сказал:

— У меня исключительно честные намерения.

— Ваши намерения — изучить применение аяхуаски перуанским шаманом?

— Ну… в общем, да.

— Это ваше намерение. А какова ваша цель?

Я глубоко вздохнул. Профессор Моралес протянул руку через столик. Манжеты его белой рубашки были слегка запачканы. Он мягко коснулся моего локтя:

— Вас, кажется, раздражает моя… семантика?

— Вовсе нет, — солгал я.

— Вы латиноамериканец?

— Я родился на Кубе.

Он кивнул и принялся помешивать свой кофе. Я рассматривал его брови, переносицу, форму скул, волосы. Индеец. Декан философского факультета Национального университета Сан Антонио Абада, индеец. Кечуа. Наследственность чистая, не покалеченная испанским завоеванием. Но не идеальная.

Внезапно у меня возникла убежденность, что он знает очень много, что его мудрость глубока, а оригинальность подлинна. По какой-то непонятной, случайной ассоциации я подумал о Мерлин. И в этот момент он опустил руку в карман пиджака и вытащил оттуда крошечный кошелек. Он произнес что-то вроде «гм-кхм» и вытряхнул из него пару игральных костей, несколько маисовых зерен и небольшое мексиканское Божье Око — крестик, образованный двумя палочками; палочки были оплетены красной и белой пряжей, вся конструкция напоминала ромбовидную мишень, с концов палочек свисали кисти зеленой пряжи. Он положил его на середину стола, остальные предметы спрятал в карман и принялся потягивать кофе.

— Аяхуаску изучали, она описана в научных журналах.

— Да. Мерлин Добкин де Рнос. Я читал ее работы. Она антрополог, — сказал я.

— А вы психолог. Вы читали ее отчеты и заинтересовались воздействием этого фольклорного растения на человеческую душу и… бессознательный разум.

Он поморгал глазами и отвел их в сторону, уставившись куда-то в пространство за моим плечом. Я обернулся, чтобы проследовать за его взглядом. Пустой столик в углу возле двери кафетерия. Когда я повернул голову обратно, он улыбался, глядя на меня. Его глаза были моложе, чем лицо: орехово-коричневая радужка и черные, как смоль, зрачки резко отделялись от чистых, без единой прожилки, белков.

— Вы хотите попробовать на вкус йаге, и вас влечет к нему очарование смертью.

Он опять отхлебнул из своей чашки.

— То есть это правда?

Он поднял брови вопросительно.

— Аяхуаска дает возможность встретиться со смертью?

— Да, так утверждают. Ая на кечуа означает «смерть», хуаска — «веревка» или «лоза», «лиана». Словом, веревка мертвеца. Это одно из священных лекарств у шаманов амазонских джунглей; туда-то вам и придется поехать, чтобы найти его. По, допустим, вы это сделаете, допустим, будете работать с аяхуаскеро… — Oн выразительно поднял голову и ухмыльнулся. — И если вы останетесь в живых и напишете о своем опыте, изложите свои рассуждения об испытанном, — кто будет это читать?