Четыре месяца темноты - [21]

Когда они достигли вершины холма, запыхавшиеся и довольные, солнце уже медленно ползло к горизонту. Город Дождей просматривался как на ладони, но он был слишком огромен, чтобы можно было разглядеть отсюда его границы.

Этот день не должен закончиться. Андрею хотелось схватить солнце за лучи и вытянуть на середину неба. Он вдруг испугался, что оно уйдет и не вернется. Конечно, не насовсем, но так часто бывало в Городе Дождей: солнце исчезало за пеленой плотных бледных облаков, исчезало на целые месяцы. Оно грело где-то там, наверху, но его все равно что не было.

Трава еще была зеленой, ласточки чертили в небе знаки, дул южный ветер.

Ничто не предвещало холодов, и не хотелось думать о том, что скоро наступит зима и в Городе Дождей начнутся четыре месяца темноты. Четыре месяца испытаний человека на прочность. Четыре месяца поисков солнца внутри себя, потому что солнце на небе всегда будет скрыто тучами и смогом, а ночь будет длинна, как мировой змей, заглотивший собственный хвост.

– Такое ощущение, что сегодня закончилось лето, – тихо сказал Аладдин, не отрывая взгляда от панорамы Города Дождей. – Что же теперь делать?

– Крутить педали назад, – ответил отец и похлопал его по плечу. – Едем домой.

«Мой дом в другом месте. Я не хочу домой».

Аладдин сел на велосипед и понесся с горы, рассекая воздух.

«Вернуться в плохое место, чтобы сделать его лучше».

Может быть, глупо, но он снова подумал о ковре-самолете…

II. Первый месяц темноты

Время года неизвестно.

Мгла клубится пеленой.

С неба падает отвесно

Мелкий бисер водяной.

Фонари горят, как бельма,

Липкий смрад навис кругом,

За рубашку ветер-шельма

Лезет острым холодком.

Саша Черный

«Будьте обходительны с зубрилками и ботаниками. Не исключено, что вскоре вы будете работать на одного из них».

Билл Гейтс (из советов выпускникам)

Землеройка

Люба долго смотрела на геркулесовую кашу. Она взяла ложку и потыкала ею в кусочек сливочного масла. В горячей жиже желтый кубик растаял, и вокруг него появилось янтарное озеро. Края кубика стали округлыми, блестящими, и масло медленно погрузилось в густое варево.

Люба вспомнила, как две недели назад папа возил ее в край голубых озер. Там солнце, садившееся за лес, очень было похоже на это масло.

– Мам, а можно мне шоколадку?

– Съешь кашу. Шоколадка с собой в школу.

– Я не хочу в школу.

– Я тоже не хочу на работу, но ведь собираюсь.

Мама накрасила перед зеркалом нижнюю губу, и Люба удивилась, как она это делает: умело и быстро.

– Ты очень красивая, мамочка.

– Спасибо, радость моя. Кушай, времени нет. Ты тоже у меня красивая.

– Не! У меня скобки.

– Ну и что?

Люба взяла ложкой комочек каши и попробовала его языком на вкус. Потом пристально разглядела и вернула в тарелку.

– Мам, а давай, ты не пойдешь на работу, а я в школу?

– Люба, ты же так спрашиваешь меня каждое утро и знаешь, что я отвечу.

Мама взяла позвякивающие висячие сережки и, приоткрыв рот, продела их в уши.

Люба посмотрела на свое отражение в окне и увидела там то ли девочку, то ли мальчика двенадцати лет, с пушистыми волосами до плеч, на ощупь как солома. Она улыбнулась, закатив глаза, и подняла верхнюю губу, обнажив стальные скобки, – собственная гримаса очень рассмешила ее.

– Если ты корчишь такие гримасы, неудивительно, что с тобой никто не хочет дружить.

– Это землеройка, мам, она все вынюхивает.

Затем Люба посмотрела туда, за стекло: там темно и давно уже идет дождь – всю ночь – и будет идти еще всю неделю. Люба вспомнила, как мама рассказывала про двух ангелов, играющих в кости над городом на погоду. Темный ангел всегда мухлюет и подбрасывает фальшивые кости, поэтому в Городе Дождей так редко бывает солнце. В лучшем случае шестьдесят солнечных дней из трехсот шестидесяти пяти – разве это справедливо?

– Мама, почему в этом городе всегда так?

– Как?

– Нету солнца.

– Еще даже ноябрь не наступил, а ты уже недовольна. Вот когда он наступит, тогда ты поймешь, что значит холодно и темно.

– А что, если такая погода до весны?

– Что поделать, мы все-таки живем на севере. Но до ноября солнце еще появится. Обещаю тебе.

«Может быть. Пару раз», – подумала Люба.

– Это нечестно, мам.

– Помнишь легенду…

– Про ангелов? Я рассказала на уроке, и надо мной опять все смеялись.

– Любаша, ну давай переведемся в другой класс…

– Папа говорит, что дождь идет, потому что люди здесь угрюмые и злые. Дождь смывает с города все зло. Он очищает дома, и дороги, и людей.

Мама поправила прическу в последний раз и серьезно взглянула на Любу.

– А может быть, люди угрюмые, потому что всегда идет дождь? И потому что из-за кого-то они опоздают сегодня на работу. Ешь, пожалуйста.

– Гы-гы, – Люба показала скобки и засунула ложку остывшей каши в рот, а потом ее лицо вдруг стало взрослым и серьезным. – Я не хочу идти, они не любят меня.

– Зато тебя любит Мария Львовна. С тобой играет вся начальная школа и те девочки из одиннадцатого. И мы с папой любим тебя.

– Это да. Но не мой шестой «А».

Люба отхлебнула чай из кружки специально громко и некрасиво, хитро посмотрела на маму и захохотала над ее шутливым укоряющим взглядом.

– Зато я старше всех в классе.

Ну и что, что она старше? Все это результат того, что однажды Люба поскользнулась на горке, повредила позвоночник, целый год восстанавливалась и отстала. Ей нельзя было подолгу сидеть на уроках, и она иногда ложилась на стулья и так слушала учителей. Мама тогда тоже ходила с ней в школу. Пока она была с ней, никто не осмеливался смеяться над Любой. Но потом…