Четыре фрейлины двора Людовика XIV - [43]
– Не стесняйся, мой милый, клянись, сколько тебе угодно. Но делай, что я тебе говорю… или я расскажу, послезавтра, твоей госпоже о склонности этого очаровательного ребенка к утренним прогулкам.
– Г-н кавалер этого не сделает!.. – вскричал ещё испуганно бедный лакей, на этот раз побеждённый в своем хладнокровии.
– Конечно, нет! дуралей, – отвечал смеясь молодой человек, – я говорю для того только, чтобы заставить тебя понять, что я всё понимаю и вижу лучше, нежели это показываю… Ну, ступай, и исполни мое поручение.
– Оно будет исполнено, г. кавалер… но ради самого Бога…
– Ступай же, ведь я у тебя ничего не спрашиваю. Когда я хочу узнать какую-нибудь тайну, видишь ли ты, плохой матрос, я её отыскиваю совершенно один и кончаю непременно тем, что её узнаю.
Он вполне доказывал, что говорил правду, так как от него одного зависело, при том беспокойстве, в котором находился Жозеф, выведать от него все. Но из самолюбия и снисхождения к просьбе, заключавшейся в последней записке, он не захотел этого делать, и кроме того, у него был свой план.
В его ответе на маленькое утреннее послание говорилось. «Если б я, в свою очередь, попросил бы о чем-нибудь, исполнили ли бы мою просьбу?»
Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать далее конца этого дня. Входя в свою комнату, после ужина, между восемью и девятью часами, он убедился, что шалун, служивший ему почтальоном, всячески старался, чтобы долго его не томить.
Бумага, деликатно сложенная, обратила на себя его внимание.
Он схватил её с некоторым волнением, впрочем, приятным, хотя и немного беспокойным.
Но, чудо! шалун ещё раз изменил свой почерк, а всё-таки это была рука молодой женщины!
Походил ли он на Телемака[12], попавшего среди нимф острова Калипсо?
Он сравнил эти три записки; ни одна не была схожа по почерку, а быстрота почерка указывала, что ни одна из них не была подделана. Наконец, в последней записке заключалось:
«Попробуйте просить, там видно будет».
Ах! если б только так написали влюбленному королю, то он отдал бы половину своей короны взамен этих пяти маленьких слов, дышащих кротостью и прелестью.
Но он не был королем, и если он и любил когда-нибудь, то теперь он уже более не любил и дал себе клятву никогда снова не вспоминать о любви. Однако, ему было только двадцать пять лет; страсти его были развиты до крайней степени, а записка эта была так мила, так резва, так вызывающа!..
Он сел за фортепиано и отыскав между нотами, положенными носильщиками на инструмент, хор из «Принцессы Элиды» сочинения Люлли[13], он заиграл приятную и мелодическую прелюдию, искусством сочинения которой обладал знаменитый композитор.
Дойдя до пения, он через воздух, среди ясного звездного вечера, безмолвия деревни услыхал, как и накануне, хор, но настоящий хор молодых голосов, певших вполголоса следующие слова, принадлежащие стихам, написанным великим Мольером:
При последнем такте, благозвучные голоса пели всё тише, подобно стае дроздов, улетающих и исчезающих вдали.
Праздник этим и кончился. Для тайного концерта, даваемого отшельником в своей пустыне, и это было уже вовсе не дурно.
Он спал в эту ночь крепко, решив отражать шалость шалостью.
На другое утро, – это было, как известно, то знаменитое воскресенье, в которое король оставался в Марли, чтобы быть там у обедни, – он начал свой обыкновенный образ жизни, но около того часа, когда обыкновенно начинались действия маленькой почты, он начал также и свои.
Сложив бумагу, в которой он ничего не написал и надеясь, что его резвушки подсматривают за ним через какие-нибудь отверстия, незаметные для его собственных глаз, положил он её для виду на мраморный ночной столик, поднял шум, чтоб показать, что он выходит и отворив дверь, опять её затворил, но не вышел из комнаты, а спрятался за драпировкой, служившей портьерой.
Его ожидание было не очень продолжительно; он был любопытен, но шалуны ему в этом не уступали; они также с нетерпением хотели узнать, о чем он будет их просить.
Вскоре послышался треск в стене, около изголовья постели.
Вставка, на которую никаким образом нельзя было подумать, так она там была – настолько она была малозаметна, прочна и аккуратна, – не считая уже того, что обои были гобеленами, изображавшими Невинность, руководимую Добродетелью, – начала не то, чтоб отворяться как дверь, но входить внутрь, как в выемку.
Потом, когда место было достаточно расширено, послышалось шуршание шелкового платья, протянулась маленькая ручка, потом локоть, затем голова, от которой коварный кавалер заметил только роскошные волосы, такт как она была обернута к нему спиной, и стенная волшебница, на которой он узнал платье, виденное им в саду, приблизилась на цыпочках своих маленьких ног к мраморному столику.
Смотреть на это было восхитительно.
Она протягивала руку, её пальцы уже касались изменнической бумаги, вероломной приманки голубей.
– Ай!..
Принятое Гитлером решение о проведении операций германскими вооруженными силами не являлось необратимым, однако механизм подготовки вермахта к боевым действиям «запускался» сразу же, как только «фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами решил». Складывалась парадоксальная ситуация, когда командование вермахта приступало к развертыванию войск в соответствии с принятыми директивами, однако само проведение этих операций, равно как и сроки их проведения (которые не всегда завершались их осуществлением), определялись единолично Гитлером. Неадекватное восприятие командованием вермахта даты начала операции «Барбаросса» – в то время, когда такая дата не была еще обозначена Гитлером – перенос сроков начала операции, вернее готовности к ее проведению, все это приводило к разнобою в докладываемых разведкой датах.
После Октябрьской революции 1917 года верховным законодательным органом РСФСР стал ВЦИК – Всероссийский центральный исполнительный комитет, который давал общее направление деятельности правительства и всех органов власти. С образованием СССР в 1922 году был создан Центральный исполнительный комитет – сначала однопалатный, а с 1924 года – двухпалатный высший орган госвласти в период между Всесоюзными съездами Советов. Он имел широкие полномочия в экономической области, в утверждение госбюджета, ратификации международных договоров и т. д.
Книга «Дело Дрейфуса» рассказывает об обвинении капитана французской армии, еврея по национальности, Альфреда Дрейфуса в шпионаже в пользу Германии в конце XIX века. В ней описываются запутанные обстоятельства дела, всколыхнувшего Францию и весь мир и сыгравшего значительную роль в жизни французского и еврейского народов. Это первая книга о деле Дрейфуса, изданная в России. Она открывает перед читателем одну из самых увлекательных страниц истории XIX века. Автор книги, Леонид Прайсман, израильский историк, известен читателю своими монографиями и статьями об истории терроризма и Гражданской войны в России.
Далеко на востоке Англии затерялся край озер и камышей Рамборо. Некогда здесь был город, но теперь не осталось ничего, кроме руин аббатства и истлевших костей тех, кто когда-то его строил. Джоанна Хейст, незаконнорожденная с обостренным чувством собственного достоинства, живет здесь, сколько себя помнит. Гуляет в тени шотландских елей, штурмует развалины башни, разоряет птичьи гнезда. И все бы ничего, если бы не злая тетка, подмявшая девушку под свое воронье крыло. Не дает покоя Джоанне и тайна ее происхождения, а еще – назойливые ухаживания мистера Рока, мрачного соседа с Фермы Мавра.
Когда немецкие войска летом 1941 года захватили Екатерининский дворец, бывшую резиденцию русских царей, разгорелась ожесточённая борьба за Янтарную комнату. Сначала ее удалось заполучить и установить в своей резиденции в Кёнигсберге жестокому гауляйтеру Коху. Однако из-за воздушных налётов союзников на Кёнигсберг ее пришлось разобрать и спрятать в секретной штольне, где Гитлер хранил похищенные во время войны произведения искусства. После войны комната исчезла при загадочных обстоятельствах. Никакая другая кража произведений искусства не окутана такой таинственностью, как исчезновение Янтарной комнаты, этого зала из «солнечного камня», овеянного легендами.
Эта книга — повесть о необыкновенных приключениях индейца Диего, жителя острова Гуанахани — первой американской земли, открытой Христофором Колумбом. Диего был насильственно увезен с родного острова, затем стал переводчиком Колумба и, побывав в Испании, как бы совершил открытие Старого Света. В книге ярко описаны удивительные странствования индейского Одиссея и трагическая судьба аборигенов американских островов того времени.