Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия - [19]

— Каково было ваше возвращение в Россию?

— Я приехал в Москву в 90 году, до этого меня не впускали. Приехал, чтобы повидаться с отцом, который уже болел и вскоре скончался.

Меня сразу же окружила вниманием русская пресса. Хотя приблизительно до 93 года я даже не предполагал, что могу читать здесь лекции. В результате я занял место, которое принадлежит мне и сейчас. Разумеется, это разозлило многих моих коллег. Они ведь тоже хотели внимания. В мой адрес стали раздаваться всевозможные колкости.

Как я реагировал? Поначалу переживал. А потом включил французскую волну. Французы ведь равнодушны к переживаниям других людей. А русские люди, наоборот, очень душевны и любят сопереживать.

Когда я понял, что вызываю ревность и зависть, то перестал на это реагировать. Как говорится, на каждый роток не накинешь платок.

Почему мои книги становятся бестселлерами и именно меня хотят слушать? Не знаю. Се ля ви! Я ниу кого не воровал славы. Теперь я предоставляю своим завистникам и недоброжелателям возможность раздражаться и злиться в своем стакане с лимоном.

У меня на это просто нет времени. Я постоянно в поиске. Каждый день сижу в Интернете и покупаю платья. У меня собрано больше десяти тысяч предметов, огромная коллекция.

Хотите, расскажу, что купил этой ночью? Оперное манто нефритового цвета из панбархата, отделанное белым песцом, 1926 года, с рукавами «летучая мышь», которое в тон подходит одному бисерному платью из моей коллекции.

Нефритовый цвет довольно редко встречается. Ядо 4 утра торговался. И в результате упустил красное муслиновое платье 1935 года, разница в цене была всего три доллара.

Мне несколько раз доводилось стать свидетелем походов Александра Васильева на «блошиные рынки», где он умудряется отыскивать настоящие сокровища по вполне разумным ценам. При этом в любой стране продавцы встречают его, как долгожданного гостя.

В Тбилиси при виде Васильева на лицах торговцев появляется счастливая улыбка и каждый норовит завлечь «генацвале Сандро» именно к своему прилавку; в Венеции Александр безошибочно находит среди сплетения узких улочек укромную площадь, на которой в это воскресенье выставлены старинные украшения, фотографии и костюмы, и столь виртуозно торгуется, что за этой сценкой с улыбкой начинают наблюдать не только проходящие туристы, но и венецианцы.

Вообще, сюжет «Александр Васильев на блошином рынке» способен стать прекрасной темой для кино, причем не только документального…

— Вы довольно трепетно относитесь к костюмам. А сами как одеваетесь?

— Так, как мне удобно. Будучи центром всеобщего внимания, я невольно превратился в икону стиля. И это стало для меня обузой. Раньше я любил наряжаться, был жертвой моды — носил шляпы с мертвыми птицами на полях, каракуль, манто и пелерины, горжетки и прочее, прочее. Я, кстати, стал единственным русским, чья квартира попала в английскую книгу лучших интерьеров в стиле «декаданс».

В Париже меня окрестили самым эксцентричным парижанином. Но я сам себя таковым не считаю. И в Москве, когда я не на телевидении, стараюсь одеваться неброско, чтобы не привлекать внимания. Не хочу, чтобы на меня все смотрели. Хотя, разумеется, если выйду на сцену, то наряжусь и буду переливаться всеми цветами радуги.

— Слышал, вы недавно стали студентом.

— Аспирантом МГУ, если точнее. В России ведь очень любят «корочку». Ничего, отучусь, получу степень кандидата искусствоведения, а потом, назло ворчуньям, защищу еще и докторскую. Мечтаю стать академиком. А потом министром культуры России.

Я познакомился с Васильевым, когда программа «Модный приговор», сделавшая Александра безусловной звездой на всем постсоветском пространстве, еще не существовала. Правда, его все равно узнавали на улицах.

Но слава, обрушившаяся на маэстро после его появления в кресле модного судьи, не сравнится ни с чем. Если раньше мы были самой читающей нацией, то в веке XXI превратились в, наверное, самую телевизионно-смотрящую. А потому теперь Васильева в лицо знают миллионы. Причем значительная часть из его новообретенных поклонников понятия не имела, что их обожаемый телеведущий еще и писатель, лектор и коллекционер.

Но самое удивительное заключается в том, как сам Васильев воспринял изменение своего социального статуса. Точнее, как он ровным счетом никак его не воспринял.

Его искренний интерес и уважительное отношение к обращающимся к нему незнакомцам для меня стали хорошим уроком. Равно как и почти двадцатичасовая работоспособность, результаты которой едва ли не каждый месяц предстают на книжных прилавках и музейных афишах.

А что уж говорить про знаменитые выездные Школы маэстро! На его семинарах и лекциях люди, далекие от искусства, становятся пусть и не знатоками, сразу так не бывает, но осознанными почитателями того или иного художника, стиля архитектуры, актерской работы, режиссуры или модного течения.

А потому АВ — именно так, своими инициалами Васильев подписывает письма и смс-сообщения, адресаты которых живут, кажется, по всему земному шару, — впору называть не Маэстро, а Миссионером.

Впрочем, главное не титул и его звучание. А способ идти по жизни — делать то, что тебе дорого и важно. И тогда это обязательно будет интересно другим.