Четвертый Рим - [4]

Когда не проявляют удовольствия, гнева, печали и радости, это называется состоянием середины. Когда их проявляют в надлежащей степени, это состояние гармонии. Середину считают наиважнейшей основой действия людей на Земле; гармония — это путь, которым должна следовать Вселенная. В ритмах музыки закодирована жизненная энергия великого начала. Когда удастся достигнуть состояния середины и гармонии, в природе установится порядок, все сущее расцветет и зазвучит Высшая музыка. Эта Высшая музыка конечно же служит основой и обычной музыки, но не многим дано услышать ее.

Вот только композитору желательно творить, когда в государстве царит спокойствие, все вещи пребывают в безмятежном состоянии, народ следует за тем, кто стоит над ним. А он должен принимать за образец смех утопающего, пение приговоренного к смерти, танцы умалишенных, чтобы рассказать о том, как государь и подданные путают свои места, отцы и сыновья покидают родной край, мужья и жены разлучаются, народ приходит в отчаяние. Но такое ему выпало время.

— …Это предание себя на потворство страстям… самоистязанию… неблагородно, бесцельно. Совершенный нашел средний путь, который открывает глаза и разум, ведет к успокоению, познанию, просветлению, нирване. Это кругом все правое, — тут бурят поднял вверх правую руку, зачем-то ее внимательно осмотрел и продолжил: — Вера, решимость, слово, дело, жизнь, мысль, самопогружение.

Отец Климент перевел взгляд на высокого, могучего сложения Александра, которого священник долгое время готовил к встрече с Предвечным. Однако его ученик неподвижно застыл на месте, вытаращил глаза и широко раскрыл рот, не проявляя ни малейшей готовности к контакту с высшей силой.

Буддист вновь взялся крутить ритуальную мельницу. Словно на звон колокольчиков, в церковь вошел белобрысый, нечесаный мальчик лет семи, в ватнике, драных брюках и дырявых кроссовках. Он жалобно огляделся и неестественно высоким голоском, а больше жестами попросился к огню. Отец Климент, выйдя из оцепенения, поманил вошедшего и попытался вернуться к собственным мыслям, но брошенный им вскользь взгляд наткнулся на стерильно чистый, абсолютно бессмысленный взор васильковых глаз, и священник словно поплыл в них. Бурят продолжал зубрежку бенаресской проповеди.

— Рождение… старость… болезнь… смерть… соединение с нелюбимым… расставание с любимым… неполучение желаемого — страдание. Возникает страдание от жажды похоти, жажды вечной жизни, жажды вечной смерти, которая сопровождается радостью и вожделением. Полное освобождение от этой жажды, уничтожение, отвержение, оставление, изгнание ее в соблюдении Срединного пути.

Отец Климент вдруг опустился на колени перед мальчиком и поцеловал его грязные заскорузлые руки. Тот попытался что-то сказать, но слов почти не знал, а звуки выговаривал настолько нелепо, что понять его было невозможно.

Обрадованные тем, что их наставник отстранился от тяжких дум, к отцу Клименту со всех сторон двинулись прихожане, окружая разошедшийся с приходом мальчика костер. Лишь одинокий буддист творил молитвы, да вновь захватив бутылочный осколок, вещал китаец Ван, представляя себя Лао Цзы:

— Жизнь человека между небом и землей похожа на стремительный прыжок белого коня через скальную расщелину: мгновение — и она уже промелькнула и исчезла. Стремительно, внезапно все появляются в этой жизни; незаметно, тихо все из нее уходят. Одно изменение — и начинается жизнь, еще одно изменение — и появляется смерть. Зачем же живые существа скорбят об этом? Зачем человеческий род горюет из-за этого? Ведь умереть означает лишь расстегнуть данный нам природой чехол, разорвать данный нам природой мешок, это лишь изменение и рассеивание жизненной силы. Духовное начало уходит, тело следует за ним — это действительно великое возвращение от бытия к небытию. Бесформенное переходит в обладающее телесной формой; обладающее формой снова переходит в бесформенное — эта смена рождения и смерти известна всем людям, но на нее не обращает внимания тот, кто близок к постижению дао. Об этом рассуждают многие люди, но тот, кто постиг дао, тот не рассуждает, ибо рассуждающий не постигает дао. Это и называется великим пониманием.

Китайца невольно поддержал бурят, наблюдая за огнем.

— Как пламя костра, то затухает, то снова вспыхивает, так же возникают и приходят живые существа, но тех, которые достигли нирваны, не увидят более.

Разрастающееся, казалось, прямо из воздуха пламя заполнило все пространство в центре церквушки. Сидящие по разные стороны костра уже не видели друг друга и в замешательстве оглядывались по сторонам, опасаясь быть поглощенными огнем. Прервали свои ритуалы китаец и бурят, и все многозначительнее становились шорохи, производимые человеческим дыханием, шуршанием крыльев поселившейся в церквушке вороны или любопытствующей мышью. Ибо всякая тварь, заскользнувшая сюда, имела право на жизнь. Отец Климент завершал последнее обращение к Предвечному, которого он почему-то искал в мальчике. Наступило время полной тишины.

В мгновение все головы вскинулись вверх и повернулись к восточной стене, но ничего не произошло. Взгляды буквально ощупывали таинственное место, не находя перемен. И тут возникло невозможное в темноте черное пятно и раздался голос, который шел не сверху, а откуда-то совсем рядом.