Четвертый раунд - [45]

Степанов был прав. Время, повторяю, брало свое. Как ни печально, но для девятикратного чемпиона страны, прославленного мастера кожаной перчатки Николая Королева наступила пора проститься с боксом. Другой, не менее именитый ветеран ринга — Сергей Щербаков, которому так же, как и Королеву, исполнилось 36 лет, и который тоже, как и Королев, девять раз завоевывал звание чемпиона, понимал это. Выиграв в тяжелом финальном бою у москвича Логинова и став в десятый раз первой перчаткой страны, Щербаков знал, что навсегда прощается с московскими зрителями. И он свое слово сдержал: отечественный ринг Сергей Щербаков покинул непобежденным.

Королев, правда, находился в менее выгодном положении: он вот уже три года подряд проигрывал первенство страны, занимая каждый раз лишь второе место. Неудачи больно отражались на его самолюбии, и он не желал понять их закономерную неизбежность: никто не в силах одержать победу над временем.

Разумеется, уйти непобежденным — заветная мечта каждого, но Королев упустил свой час. Хотя, видимо, ему и казалось, что это не так. Он все еще оставался одним из сильнейших, он все еще побеждал. На его пути, по существу, стоял лишь я. И Королёв стремился во что бы то ни стало вырвать у меня победу. Тогда, может быть, он и оставил бы ринг. А может, и нет. Во всяком случае, будущее показало, что он не изменил себе и боролся до конца, до тех пор, пока в дело не вмешались не зависящие от него силы и обстоятельства.

Но это случилось гораздо позже.

А в апреле 1953 года Королев вновь пробился в финал, и на ринге Московского цирка состоялась наша восьмая и последняя с ним встреча. Счет был равным: три — три, и одна ничья. Этому поединку суждено было нарушить равновесие и подвести итоговую черту под затянувшейся на целые семь лет дуэлью.

Скажу сразу: бой Королев проиграл. Больше того, никто и не надеялся на иной исход. Никто, кроме самого Королева. А он все еще верил в себя, все еще рассчитывал на возможность одолеть и время, и своих соперников.

Дрался он мужественно и до конца. Дрался в своей знаменитой гордой королевской манере: с открытой головой и свободными для атак руками. И они, эти руки, по-прежнему обладали чудовищной физической силой и сокрушительной мощью, огромным опытом и блестящей разносторонней техникой; им не хватало лишь одного — былой точности и быстроты, того, что навсегда отобрало время.

Дуэль, которая столько лет неизменно находилась в центре внимания всех, кто имел хоть какое-то отношение к отечественному боксу, наконец закончилась. Однако я не ощутил того чувства триумфа, о котором мечтал и которого так ждал когда-то; время, которое окончательно склонило чашу весов в мою сторону, заодно многому меня научило. И прежде всего тому, что суть победы отнюдь не в торжестве над поверженным противником, она — в глубоком и спокойном чувстве внутреннего удовлетворения, которое возникает от сознания успешно выполненной большой и трудной работы; победа над противником — это в конечном счете лишь знак того, что удалось преодолеть и победить самого себя. Теперь я знал, что годы, прошедшие с того момента, когда я сидел с Заборасом на северной трибуне московского стадиона «Динамо» и восхищенно следил за поединком Навасардова с Королевым, прошли не зря. И в этом для меня сейчас заключался самый главный и самый важный смысл всех, вместе взятых, восьми поединков с Королевым; в этом — а не в том, что последний из них вновь выиграл не он, а я. Хотя, само собой разумеется, стать в четвертый раз чемпионом страны тоже было радостно и приятно.

Теперь, когда я добился прочного успеха у себя на Родине и стал, по существу, лидером в своей весовой категории, от меня, естественно, ждали столь же убедительных побед и на международном ринге.

В мае 1953 года в Варшаве начиналось очередное первенство Европы, в котором советские боксеры впервые собирались принять участие. Год назад, на Олимпийских играх в Хельсинки, я не сумел оправдать возложенных на меня надежд; в Варшаве, решил я, такое не должно повториться.

И все-таки тревога не покидала меня. Страшили не предстоящие поединки; я опасался каких-нибудь новых подвохов со стороны судьбы. И сколько я ни твердил себе, что снаряд дважды в одну воронку не падает, а невезение тоже подчиняется законам статистической вероятности, но проку от этого было мало. Не зря говорят: тот, кто обжегся на молоке, дует и на холодную воду.

Случилось так, что опасения мои оправдались: за несколько дней до открытия первенства я сломал ногу. Точнее, палец на ноге, или, как говорят медики, плюсну.

Произошло это на баскетбольной площадке во время разминки. Александр Засухин, прыгнув за мячом, промахнулся и всей своей тяжестью «приземлился» мне на ногу. Тяжесть, вообще говоря, была невелика — Засухин, как известно, работал в весе 57 килограммов, — но и ее хватило: под кедами у меня что-то хрустнуло, и ступню обожгла острая боль. Свалившееся в буквальном смысле слова на меня несчастье показалось вначале непоправимым: на ринг в гипсе не выйдешь. На Сашу Засухина больно было смотреть, он переживал не меньше.

— Ну при чем тут ты? — утешал я его. — В игре от таких вещей никто не застрахован. Мог ведь и я тебе на ногу наступить.