Четвертое состояние - [33]

Конечно, действие красного света и луча лазера мы на себе (и я тоже) проверяли все — чтобы набрать статистику, как принято говорить в науке. Но разве это опыты? Опыты — в этом и суть концепции Антона, можно было поставить только на больных. Согласно концепции Антона — на людях, у которых присутствует, выявлена «патологическая доминанта». То есть, если переходить на язык физиков, на тех людях, у которых биоплазма вышла из очень узкого, будем говорить — «здорового», диапазона частоты колебаний.

Как ты помнишь (я тебе рассказывала? Чего только я тебе не рассказывала...), согласно концепции Антона каждый канал имеет на теле несколько точек. Но из них мы выделили (при помощи приборов и точных измерений электрических параметров в них) два типа — сигнальные и лечебные. По сигнальным, как мы установили идет информация от органа к коже (контакт с внешнем средой), а от лечебных, которыми давно уже, как ты знаешь, пользуются для сеансов иглоукалывания, — информация поступает от кожи к внутреннему органу. И гениальность Антона в том, что он чисто теоретически выявил истинную роль именно сигнальных точек — для чего они нужны организму: они изменяют свою резонансную частоту первыми. А поскольку у каждой сигнальной есть своя парная лечебная — на нее мы и действуем лучом лазера, принудительно возвращаем заболевшему органу (печень, допустим, желудок) «здоровую» частоту колебаний его биоплазмы. Понимаешь? Мне кажется ты этот механизм лазерной терапии представляешь на вполне отчетливо, А теперь ты и сам поймешь, почему опыты на здоровых людях поставить невозможно: потому что биоплазма во всех каналах здорового организма колеблется с одной и той же резонансной частотой!

Да, у тебя в репортаж вкралась еще одна фактическая ошибка: первые эксперименты на больных провели не в «Акпане» (и не Татьяна), а в Объединенной транспортной больнице. И этим первым был главврач больницы, невропатолог Глеб Владимирович Гуров (ты с ним познакомиться не успел — я знаю). I

Дело было так. Однажды Антон вдруг заявил, что ему надоела вся наша «игра в теоретистику» и что пора «выходить в медицину». Конечно, мы понимали, что рано или поздно, а нам нужно будет пытаться передать наши идеи врачам. Просто хотя бы ради гуманизма: раз наша концепция биоплазмы разрешает рассматривать патологию, то есть болезнь, как отклонение от нормы самых-физических параметров биоплазмы, — даже нам, физикам, было ясно, что за этим скрывается принципиально новый метод лечения. И все же мы к такому повороту событий (пора «выходить в медицину») были не готовы. Антон взял все на себя: контакты с миром медиков, утряска всяких морально-этических вопросов и прочее.

Как мы поступили? Ты, конечно, знаешь, что в медицине существует принцип пересчета дозы лекарства «по весу больного». Не знаю, насколько он верен в самом принципе (столько-то миллиграммов антибиотика на килограмм тела больного), но раз такая методика принята медициной — мы ею и воспользовались. Привели в систему оптимальные результаты на кроликах и собаках, пересчитали пропорционально на вес человека дозы облучения... Конечно, все на самом деле было и сложнее, и труднее, но тебе ведь важен принцип? Одним словом, вооружили Антона массой таблиц, всевозможных данных по разного рода болезням (самое интересное, что эти данные были хирургического плана — травмы, переломы, ожоги и т. п., что легче всего воспроизвести в биологической лаборатории, а в медицине наши данные были использованы в невропатологии), и Антон «пошел в медицину».

Долго он ходил по медикам — не помню уж сколько. «Да, любопытно, но, знаете, есть инструкции, предписания...» «Да, весьма интересно, заманчиво, но нельзя ли получить на ваш метод разрешение Фармакопейного комитета?» И так далее. Вот и все результаты хождений Антона по клиникам и больницам. До тех пор, пока он не попал к Гурову.

Как рассказывал Антон потом, Глеб Владимирович встретил его точно так же: да, весьма любопытно, но, знаете ли, дорогой мой, сколько ежегодно предлагается новых методов лечения? Вам, дорогой мой, хочется получить подтверждение вашей экзотической теории в медицине — понимаю, понимаю. Но нам-то, врачам, приходится иметь дело не с теориями, а с живыми людьми! Другое дело, если бы вы попытались избавить их от страданий, от боли... У меня такой контингент больных, что я уже не могу им больше давать морфины — наполовину наркоманы. А как снять боль — не знаю, уж и гипноз пробовал. Вот если бы вы предложили мне безнаркотическую методику анальгезии... Рискнул бы, не оглядываясь ни на какие высокие инстанции!

Антон примчался в лабораторию окрыленный — появился просвет. Действительно, по поведению животных в ряде опытов мы догадывались, что облучение лазером снимает боль. Или, по крайней мере, уменьшает. Но при каких условиях? И действительно ли снимает? Животное — не человек, не расскажет. И снова мы засели за папки с описанием экспериментов, выбирая из них те, в которых, как нам казалось, проявлялось анальгезирующее действие луча лазера.

Я не буду тебе описывать все подробно — долго и скучно. Скажу лишь, что мы почти угадали в наших рекомендациях: эффект анальгезии, то есть обезболивания, должен получаться при квадратичной дозе от лечебной (на самом деле, как выяснил уже Гуров, достаточно всего трехкратной по экспозиции, гораздо меньшей дозы). Так или иначе, но первые же сеансы лазерной анальгезии, проведенные Глебом Владимировичем, дали такой эффект, что он сам примчался к нам в лабораторию, пораженный: «Невероятно, ребята! Это просто чудо!» Гуров и сделал главное дело — внедрил нашу концепцию (Антона, точнее) «красного резонанса» биоплазмы в медицинскую практику. Внедрил, конечно, на свой страх и риск — что греха таить! Но недаром говорят, победителей не судят. И то, что сейчас Глеб Владимирович является заместителем министра здравоохранения республики, — цена его мужества. Мы в этом убеждены.