Четвертое измерение - [90]

— Восемь!

10

На последнем уроке Ротаридес раздал тетради, написал на доске три примера, немного подумал и приписал еще один.

— Этот по желанию. Пусть решают только те, кто захочет, и только в том случае, если обязательное задание будет выполнено.

Он заранее знал, что в классе не найдется ни одного ученика, который станет решать необязательный пример, но снова и снова писал его на каждой контрольной. Что, если однажды все же?..

Он сел, посмотрел в окно на трубу кабельного завода и на кроны лип, одевшихся нежными, прозрачными листочками, похожими на желто-коричневые шелковые лоскутки, которыми директор Штрпка постоянно протирал очки, и уткнулся в брошюру Мостепаненка. Не торопясь прочитал:

«Давайте задумаемся над такой проблемой: имеет ли смысл рассуждать об иных мирах, если у нас нет возможности каким-либо способом вступить с ними в контакт? По нашему мнению, не существует неоспоримых оснований для того, чтобы исключать такую возможность. Все вы, конечно, согласитесь с тем, что на каждой стадии человеческого познания существует множество непознанных явлений природы, включая и такие, с которыми человек пока не сталкивался и не имеет никаких контактов. А может быть, следует признать, что существует множество явлений «в себе» или множество миров, на которые на данной стадии развития науки мы никак не можем воздействовать, но существование которых можно теоретически предсказать уже теперь? В конечном счете не исключено, что в будущем будут открыты новые формы взаимодействия и влияния. С их внедрением в практику проблема достижимости или недостижимости этих миров предстанет в новом свете…»

После звонка Ротаридеса остановил в коридоре учитель химии Бруновский, заядлый фотолюбитель, и затащил его вместе с кипой тетрадей к себе в кабинет:

— Зайди, ты должен посмотреть! Ну, что скажешь?

На письменном столе лежала большая фотография, портрет женщины, вернее, не целый портрет, а лишь часть лица крупным планом, на котором выделялись глаза и графически идеальная линия волос.

— Я ее знаю!

— Знаешь? — Химик от души расхохотался. — Ну ты даешь! Ведь фотографию-то делал не я, а один японец. Она была удостоена золотой медали на Всемирной выставке фотографии в Голландии.

— Странно, а мне показалось… — Ротаридесу стоило немало труда расстаться с иллюзией, что перед ним фотография прекрасной Нагайовой.

— Старик, — химик постучал пальцем по глянцевой поверхности снимка, — обрати внимание на глаза! Не иначе как ей сделали операцию, чтобы они не были раскосыми… Если ты знаешь какую-нибудь похожую на нее женщину, могу тебя поздравить. Это же нечто из ряда вон!

Ротаридес поправил стопку тетрадей под мышкой и молча пошел к двери. Химик, упершись руками в стол, смотрел на портрет то вблизи, то задирал голову на тонкой шее, как бойцовый петух на арене.

— С месяц назад по венскому телевидению показывали документальный фильм об этом японце. Ты не видел?

— Мы редко смотрим телевизор, — ответил Ротаридес. — Жена считает, что он вредно действует на нервы ребенка…

— Вот это глаза! — бормотал Бруновский, словно не слыша. — Не иначе как операция, ведь она японка…

— Ты не знаешь, где можно купить апельсины? — повысив голос, спросил Ротаридес.

— Что? — очнулся химик. — Апельсины? Дружище, мне бы твои заботы!

Ротаридес махнул рукой и поспешил прочь, он хотел пораньше уйти из школы.

— Теплынь-то! — заговорил с ним на лестнице школьный сторож. — Нежданно-негаданно прямо лето, а?

Навстречу Ротаридесу повеял ветер, словно по-приятельски поджидал его за углом. Подмывало послюнить палец, чтобы решить, в какую сторону отправиться в поход, но окна школы строго и внимательно наблюдали за ним, вдобавок откуда-то послышался голос директора, он что-то говорил то в ускоренном, то в замедленном темпе, то произносил слова быстро и отрывисто, точно лаял, то перекатывал их во рту, точно горячий кнедлик, драматически растягивая каждый слог.

— Начнем, пожалуй, с палаток за Камзиком[20]! — вполголоса передразнил Ротаридес директорскую манеру говорить и бодро двинулся в путь, причем ему особенно удавалось воспроизвести строевой шаг, переходящий в атакующий марш-бросок. Таким манером каждое утро входил в учительскую сам директор Штрпка, заслуженный учитель, у него тоже на носу славный юбилей — как известно, юбилеи и годовщины следуют сплошной чередой, — но коль скоро он руководитель меньшего калибра, чем Тонкин шеф, то и чествование пройдет не столь официально и на ином уровне. Высшая ступень — речь юбиляра, составленная по всем правилам классической риторики.

Каждая нормальная весна хотя бы на краткий миг вызывает у человека обманчивое ощущение, что он не старится, а молодеет, как омолаживается вокруг вся природа. Впрочем, и природа молодеет только с виду, ведь у лип, покрывшихся хрупкими, как эпителий на веке ягненка, листиками, каждый год прибавляется в стволе одно кольцо, то пошире, то поуже, в зависимости от того, дождливый или засушливый, теплый или холодный выдался год. Вот и у Ротаридеса возникло ощущение, будто он молодеет, будто в такой день время старения отменено, а верх берет другое время, идущее вспять, время, которое так же стремится отвести назад часовые стрелки, как заигравшийся сорванец — найти записку матери с указанием, что надо купить. Нет никаких оснований отрицать реальность такого мира! — восторженно уверял себя Ротаридес, вынужденный снять пиджак, потому что на ходу стало просто жарко.