Четверть гения - [21]
Баркашина… Слишком уж ему хотелось решить ту теорему.
Так все и произошло. Потом Липатов взял на две недели отпуск — чтобы у Евдокимова не было случая «вернуть» ему Баркашина. А когда Леонид пришел на работу, Большая теорема была решена.
— Один случай, именно случай, — сказал Тихон. И они прибавили к двум физикам-теоретикам (и Теоретикам) физика — Стратега.
— Два случая — это слишком мало. Нужна серия, — сказал Карл.
И они ввели ярко выраженного Тактика в группу исследователей-микробиологов… И те до сих пор еще ничего не открыли.
Но, во-первых, на все нужно время, и, во-вторых, в любых экспериментах возможны неудачи.
Эти рассуждения, впрочем, друзей не успокоили.
— Врачу, исцелился сам! — воскликнул Леонид. — Все ли в порядке с нашей собственной коллективной гениальностью? Может быть, нам сначала надо позаботиться о себе?
— Завтра мне дружинить надо, — сказал Тихон, — пойдем вместе, дежурство должно быть спокойным, вот и обсудим на свежем воздухе…
Назавтра и случилась история, описанная в первой главе. Трое Согласных встретили Игоря Плонского. Вводить его в НИИМП друзья поначалу не собирались. Просто в их картотеке было несколько десятков коллективов, которые нуждались в дополнительных компонентах. Но больше всего Игорь подошел именно для НИИМПа, здесь он и остался.
При его посильном участии были улучшены кое-какие тесты, сконструированы в ближайшие три месяца: а) выдающийся изобретатель (сам-три), б) талантливый химик (сам-пять) и, наконец, блестящий психолог (сам-четыре). Последний тут же мало того что принялся вовсю исследовать самих основателей НИИМПа, но очень быстро уловил их главную идею и принялся развивать ее. Тут, с одной стороны, он (они) восхищался ею и требовал скорейших публикаций; с другой — возмущался «до омерзения непрофессиональным подходом к делу».
X. ВЫБОР ПРЕДМЕТА
Коллективный изобретатель только-только подал первую заявку, коллективный химик только-только создал свою первую пластмассу, когда
Игорь задумчиво сказал на очередном «ученом совете» НИИМПа:
— Ребятки, а ведь вы отступили от принципов, а?
— Как то есть?
— Очень просто. Институт создавали для решения всех мировых проблем, а на одной успокоились. К гениальности надо было найти подход — тонкости тут и без нас разработают. Тот же психологический колгений, которого мы только что сформулировали… Сейчас надо подвести итоги. Но только подводить итоги — скучно. Параллельно предлагаю заняться любовью — разумеется, проблемой любви. Разработаем алгоритм влюбления, а?
…Игорь вошел в НИИМП, как соль в воду. И уже самим Трем Согласным трудно было представить, что их когда-то (месяц, три месяца, полгода назад) было всего-навсего трое. Он предложил несколько новых тестов для поисков Стратега, предложил безошибочный способ выделения Проинициатора — человека, который только мог бы стать Инициатором, если его к этому подготовить. Игорь повел друзей к знакомому биологу, члену-корреспонденту, и тот после короткой беседы начал звонить то в «Доклады Академии наук», то в «Проблемы психологии», то еще куда-то, в туманных выражениях требуя внимания «к группе очень молодых, очень сумасбродных и очень талантливых людей». Потом член-корреспондент отключил телефон и приказал:
— Через неделю принесите статью. В трех вариантах, на два печатных листа, на лист, на три странички. Для разных редакций… Приложите образцы тестов и графики.
И они написали эти варианты. Сдали. Стали ждать. Собирались вместе.
Искать таланты, выводить кривые, вертеть ручки не хотелось. Предложение Игоря об алгоритме влюбления прозвучало как раз вовремя.
— Я предложил эксперимент, — сказал Игорь. — За мной и право стать его первой жертвой.
— Право — вещь непрочная, нечто юридическое, и все, — забасил Карл, — эксперимент же дело серьезное. Что это за опыт, о котором подопытный знает заранее?
— А ведь верно, — Тихон задумчиво потерся щекой о собственное плечо, — лучше взять испытуемого со стороны.
— Но тогда и изучать мы его будем со стороны, — уверенно отпарировал Игорь. — А тут я, ученый, окажусь внутри меня — влюбленного. Представляете?
— В принципе, — сказал Леонид, — этот опыт вообще не представляет собой ничего особо интересного. В литературе его ставили сплошь и рядом. Например, в романе «Властелин мира» или в опере «Любовный напиток»…
— А опыт над Беатриче и Бенедиктом у Шекспира?! — радостно закричал Карл. — Там же просто говорят каждому в отдельности, что другой влюблен. И все.
— Где там?
— В «Много шума из ничего».
— Ну разве это эксперимент был? — снисходительно сказал Тихон. — Взяли-то всего-навсего один прием, который в тысяче других случаев не помогает.
— Конечно! У испанцев даже поговорка есть: «Если женщина должна стать как пламень, мужчина должен быть как лед», — со вкусом произнес Игорь.
— Нет, мы сначала разработаем алгоритм любви на основе всего накопленного мировым опытом, а потом уж его и применим.
— Разработаем, разработаем, — охотно согласился Карл. — Уже начали ведь. Только ты скажи, почему тебе так хочется влюбиться?
— …Она была хороша… собой. Я смотрел на нее глазами не просто влюбленного, а влюбленного антрополога. И видел, что передо мной тот самый идеал женщины, который искали в мраморе Праксители и Мироны, отчаявшись найти его в жизни. Строго на месте были все кости, косточки и мышцы, безукоризненно правильна дуга бровей и точно прочерчен овал щеки. Только рот был чуть-чуть неправилен — достаточно, чтобы при малейшем намеке на улыбку обнажались зубы — такие ослепительные, что засвечивали пленку, и у меня не осталось ее фотографий. Она говорила мне: я устала — и я нес ее на руках по Арбату. Месяц я встречал ее после работы, а от ближайшей станции метро было туда ходу восемь минут.
