Четвероевангелие - [104]

» (Мк. 14: 33–42). Евангелист Лука дополняет рассказ других евангелистов указанием на явление ангела, укреплявшего Христа (Лк. 22: 43), и что напряжение молитвы и смертное томление Христа привели к появлению тяжелого пота, который, как капли крови, падал на землю (Лк. 22: 44).

Почти в одно время Господь обращает к Отцу две настолько разные молитвы. Первосвященническая молитва была молитвой победной, утешающей всех апостолов в грядущей разлуке со Христом и показывающей, какие блага ожидают их вследствие смерти Учителя и победы Его над диаволом. Гефсиманская молитва скорбная, но что было причиной неожиданной скорби Христа и почему, в отличие от Первосвященнической молитвы, в свидетели моления о Чаше Господь берет только троих и, собственно, зачем Он их берет? Нет простого ответа на эти вопросы и нет возможности «обещать себе полного постижения тайны Гефсиманского события, которой неприкосновенность нашему испытанию Господь сам ознаменовал тем, что из самых Апостолов только немногих к ней приблизил, и только что приблизил»[415].

В качестве отправной точки для размышлений припомним слова Христа перед воскрешением Лазаря, когда Он обратился с молитвой к Отцу: «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня» – и затем сказал: «Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал [сие] для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня» (Ин. 11: 41–42). Господь совершает открыто некоторые молитвы ради научения людей. Гефсиманское моление также может рассматриваться как необходимое не для самого Христа, но для Его учеников.

Давайте вначале посмотрим евангельский текст: там говорится, что Господь ужасался, тосковал, скорбел душой, находился в борении. Какого рода было это борение? Когда мы говорили об искушениях в пустыне, то опирались на утверждение прп. Иоанна Дамаскина о том, что Иисус не был борим помыслами, что диавол нападал на Него извне. Исходя из этого, предполагать, что в Гефсимании в личности Христа открылось какое-то греховное раздвоение мыслей и желаний, невозможно. Трудно представить себе и то, что желал избежать смерти и страданий Тот, Кто сказал ученикам: «Не бойтесь убивающих тело».

Святые отцы говорят, что молитва в Гефсимании являет истинность воспринятой Сыном Божиим человеческой природы: «Сказал это по причине немощи, которой был облечен, потому что не в ложном виде, но поистине был облечен ею. А если поистине был немощен и облечен немощью, то и невозможно было, чтобы немощь не боялась и не смущалась. Поскольку принял плоть и облекся немощью, то в голоде подкреплялся хлебом, в труде утомлялся и во сне казался бессильным, и когда пришло время смерти Его, надлежало, чтобы и тогда также воздействовало то, что свойственно плоти; ведь и смущение предстоящей смертью напало на Него для того, чтобы явной сделалась Его природа, именно, что Он был сыном того Адама, над которым, как говорит апостол, царствовала смерть (Рим. 5: 14)»[416]. То есть боязнь смерти во Христе относится к так называемым неукоризненным страстям добровольно воспринятой Им человеческой природы и указывает, как и испытываемая Им жажда, алкание, желание сна на то, что человеческая природа во Христе непризрачна, реальна.

Естественное для всех людей неприятие смерти должно было сильнее проявиться во Христе в силу Его безгрешности. «Я не знал бы, как велико благодеяние и любовь ко мне, грешному, моего Господа и Спасителя, если бы Он не обнаружил предо мною, чего они стоят Ему» (блж. Августин). У нас всех есть опыт ежедневного умирания и приобщения к смерти через грехи, во Христе же смерть не имела себе места. Смерть Христа могла быть только добровольной, Он не имел необходимости умирать. Как Адам до грехопадения мог не умирать, но умер вследствие своего непослушания, так Христос, как новый Адам, исцеляет непослушание Адама, подчиняет человеческую волю воле Божественной и свободно принимает смерть за чужой грех как Агнец Божий (см.: Ин. 1: 29). Свт. Филарет Дроздов: «Какую горечь, какую тягость заключала в себе сия таинственная чаша, о которой Он и молился: Да мимо идет, являя тем истинное воспринятое человечество, не чуждое немощи, хотя чуждое греха, и которую в то же время принимал по предвечной воле Отца Своего, глаголя: Не якоже Аз хощу, но якоже Ты. Увы, это горечь наших грехов, это тягость нашей виновности пред Богом и заслуженных нами казней, которые все принял на Себя Агнец Божий»[417].

Некоторые толкователи говорят, что основной причиной скорби Спасителя был не страх страданий и смерти, а то, как ученики их воспримут: «Взяв с собой Петра, Иакова и Иоанна, Он опечалился. Но до того, как Он привел их с Собой, Он не чувствовал скорби; только вместе с ними появилась скорбь. Итак, печаль Его происходит не от Него самого, но от тех, кого Он взял с Собой. Надо понимать, что Сын Человеческий привел с Собой не кого-нибудь, а тех же самых учеников, которым показал, что войдет в Царство Свое, в тот раз, когда в присутствии Моисея и Илии на горе Он окружен был сиянием Своей вечной славы… Прежде Он говорил: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь (Мф. 26: 31). Он знал, что они устрашатся, что они убегут и что они отрекутся. А поскольку хула на Святого Духа не прощается ни здесь, ни в вечности, то Он и опасался, что они будут отрицать, что Он – Бог, когда увидят Его избитым, оплеванным и распятым… Не сама смерть вызывает страх, но время ее, ибо после смерти вера людей укрепится силой Воскресения»