Четверо должны уйти - [4]

Мне прокричали рождественские поздравления, а Санта-Клаус наполнил еще один бокал пенящимся напитком. Странно, но бокал не был обклеен золоченой фольгой. Не хватило, должно быть. Я был рад, что пришел. Когда потягиваешь шампанское, сидя между блондинкой и брюнеткой, поневоле начинаешь сам себе завидовать и проникаешься чувством уважения к собственной персоне. Блондинка и брюнетка были прекрасными образчиками женской породы: высокая, стройная Марго, с округлыми формами, спокойная и расслабленная, и крохотная, с раскосыми черными глазами Черри Кван, застывшая на табурете в напряженной позе с прямой как палка спиной. Стоя Черри едва доставала мне до ключицы. Я подумал, что Черри заслуживает внимания не только как статуэтка, хотя она и стала бы украшением любого интерьера, но и как возможный источник, проливающий новый свет на человеческие отношения. Марго рассказала мне, что отец Черри – наполовину китаец и наполовину индиец (не путайте с американскими индейцами), а мать – голландка.

Я высказал предположение, что пришел слишком рано, но Альфред Кирнан заверил, что нет, мол, остальные уже здесь и вот-вот подойдут. Он добавил, что мое появление стало для него приятным сюрпризом, поскольку у них здесь просто маленькое семейное торжество и он не знал, что пригласили кого-то еще. Кирнан, занимавший должность управляющего делами, точил на меня зуб за маленькую вольность, которую я позволил себе, охотясь за гобеленами, но ирландцы славятся тем, что на рождественских вечеринках любят всех окружающих без разбора. К тому же мне показалось, что он на самом деле рад моему приходу, так что я посчитал своим долгом тоже выразить радость. Марго сообщила, что это она меня пригласила, и Кирнан, потрепав ее по плечу, сказал, что она молодец, в противном же случае он позвал бы меня сам. Примерно моего возраста и не уступающий мне по красоте и благородству, Кирнан, не моргнув и глазом, потрепал бы по плечу английскую королеву или жену президента.

Он заявил, что нужно продолжить дегустацию, и повернулся к бармену:

– Мистер Клаус, мы хотим теперь попробовать «Вдову Клико». – И обратился к нам: – Вполне в духе Курта обеспечивать такое разнообразие. Наш Курт ни в чем не терпит монотонности. – И снова бармену: – Могу я называть вас просто Санти?

– Разумеется, сэр, – пропищал из-под маски Санта-Клауса тонюсенький фальцет, совершенно не соответствующий внушительным размерам бармена.

Тут распахнулась дверь слева, и вошли двое мужчин. Одного из них, Эмиля Хетча, мне уже доводилось прежде видеть. Когда Боттвайль излагал нам историю о краже гобеленов, то сказал, что Марго Дики – его глаза и уши, Черри Кван – руки, а вот Эмиль Хетч – домашний колдун. Познакомившись с Хетчем, я вскоре убедился, что тот не только походил на колдуна, но и всячески старался соответствовать этой роли. Ростом с Черри Кван, тощий, тщедушный и вдобавок скособоченный – то ли левое плечо у него завалилось вниз, то ли правое вознеслось – я не спрашивал; физиономия всегда кислая, голос угрюмый, а вкус просто отвратительный.

Когда незнакомца представили как Лео Джерома, мне не пришлось пускать в ход профессиональные навыки, чтобы понять, кто он такой. Я уже был знаком с его матерью, миссис Перри Портер Джером. Вдова и очень милая женщина – настоящая душечка, по мнению Курта Боттвайля. Во время следствия она вела себя так, словно гобелены принадлежали ей лично, хотя, возможно, у нее просто была такая манера держаться. Я мог бы строить догадки о ее отношениях с Куртом Боттвайлем, но не стану. У меня и так хватит забот по поводу собственных отношений с людьми, чтобы тратить свое серое вещество на подобные пустяки. Что касается ее сына Лео, то сложение он унаследовал явно от отца, а не от матери – высокий, сухопарый, с длиннющими руками и огромными оттопыренными ушами. Ему было лет под тридцать, меньше, чем Кирнану, но больше, чем Марго и Черри.

Лео втиснулся между мной и Черри, повернувшись ко мне спиной, а Эмиль Хетч вцепился в Кирнана, явно намереваясь угостить его какой-то нудятиной. Я легонько взял Марго под локоток и увлек ее к дивану, обитому тканью с фигурами из Евклидовой геометрии шести или семи цветов. Мы остановились напротив, разглядывая причудливые узоры.

– Весьма красиво, – изрек я, – но с тобой ни в какое сравнение не идет. Эх, чего бы я только не отдал за то, чтобы сделать это разрешение подлинным! Не пожалел бы даже еще двух долларов. Что ты на это скажешь?

– Ты! – пренебрежительно фыркнула Марго. – Ты не женился бы и на Мисс Вселенной, даже если бы она приползла к тебе на коленях с миллиардом долларов.

– Давай проверим. Скажи ей, что она может попытать счастья. Ну как, получилось?

– Замечательно! Лучшего нельзя было и ожидать.

– Значит, ты мне отказываешь?

– Да, Арчи, золотко мое. Но я готова стать тебе сестрой.

– Сестра у меня уже есть. А разрешение я хотел бы оставить себе на память, тем более что особенно афишировать его не стоит. Еще взбредет кому-нибудь в голову привлечь меня за подделку. Впрочем, можешь послать мне его по почте.

– Нет, не могу. Курт разорвал его.

– Черт побери! А где клочки?