Честный Эйб - [29]

— Я хочу только обратить внимание господ присяжных на заинтересованность мистера Хиггинса в участке Моффета. Скажите, мистер Хиггинс, предлагали ли вы Моффету продать свой участок?

— Гм… предлагал, — отвечал Хиггинс.

— И он отказался?

— Он выгнал меня за дверь, — мрачно отвечал Хиггинс.

— Это всё, ваша честь, — сказал Линкольн, повернувшись к судье.

Дэвис побарабанил пальцем по столу.

— У защиты нет других свидетелей? — спросил он.

— Есть, ваша честь. Я просил бы вас распорядиться ввести в зал землемера Ярборо.

— Кого? — спросил Дэвис, широко раскрывая глаза.

— Землемера Ярборо. Того человека, которого обвинение считает трупом.

В публике прокатился гул. Несколько человек в заднем ряду вскочили на скамьи. Женщины прикладывали платочки к глазам. Даже сам обвиняемый схватился руками за голову.

В зал мелкими шажками вошёл маленький человечек с палкой — тот самый одинокий путник, которого Линкольн встретил в снежном поле, недалеко от Клинтона.

Защите не пришлось долго допрашивать землемера. Он сам всё изложил суду.

— Хиггинс сказал мне, что молодого Моффета «надо убрать с участка». И что Тойнби согласился помочь ему. Он добавил: «Теперь дело за вами, Ярборо». Я спросил, при чём тут я. И он сказал: «Мы собираемся покончить с вами…»

— Они угрожали вам убийством? — спросил Линкольн.

— О нет, сэр! Они хотели только, чтоб я исчез… пропал навсегда.

— Зачем?

— Чтобы разыграть убийство.

— Зачем разыгрывать убийство?

— Затем, чтоб молодого Моффета отдали под суд.

— Свидетель Ярборо, — сказал Линкольн, — известно ли вам, что по суду Моффету угрожала бы смертная казнь?

Маленький человек замялся.

— Я напоминал об этом Хиггинсу. Он улыбнулся. «Моффет отличный стрелок, — сказал он, — разве вам выгоднее будет, если Моффет вас застрелит и его всё равно повесят? Уж лучше согласитесь сыграть роль покойника…»

— И вы согласились?

— А что мне было делать? — с отчаянием сказал землемер. — Быть убитым или переменить фамилию? У меня трое детей!

— Почему вы были так уверены в том, что Моффет вас убьёт?

— Хиггинс убедил меня в этом. Вдобавок… он предложил мне тысячу долларов.

— За что?

— За то, чтоб я немедленно улизнул из штата Иллинойс и на прощанье подарил ему свой башмак.

— Продолжайте, свидетель Ярборо, — сказал Линкольн, иронически поглядывая на обвинителя. — Каким образом Хиггинс и Тойнби собирались разыграть убийство?

— В эту ночь Тойнби протащил по снегу тушу только что забитого борова…

— Неверно! — закричал Тойнби. — Это был не боров, а свинья!

Обвинитель безнадёжно махнул рукой в сторону Тойнби и повернулся к нему спиной. В зале раздался смех.

— Продолжайте, свидетель, — сказал судья.

— Протащил тушу свиньи, ваша честь, и оставил на берегу мой башмак. Затем он выстрелил из двустволки в воздух и вернулся на свою ферму.

— Зачем всё это нужно было Хиггинсу? — спросил Линкольн.

— Ваша честь, я протестую! — подскочил Линдер. — Свидетеля побуждают рассказывать о неизвестных ему намерениях другого лица.

— Извините, сэр, — возразил землемер, — я говорю слово в слово то, что слышал от Хиггинса. Разрешите продолжать, ваша честь? Если б Моффета засудили, его вдова продала бы участок Хиггинсу. Тойнби получил бы свои восемьсот долларов, да ещё часть участка Моффета, который тоже попал бы в руки Хиггинса. За деньги, конечно…

— А что сталось бы со вдовой? — спросил Линкольн.

Землемер недоуменно развёл руками.

Линкольн отказался от дальнейших вопросов. Взъерошенный Линдер пустил в ход свои последние уловки.

— Почему вы решили во всём сознаться? — спросил он.

— Меня убедил в этом мистер Линкольн, — ответил землемер, глядя в землю.

— Вы давно знакомы с мистером Линкольном?

— Одни сутки.

— И он сразу же убедил вас отказаться от тысячи долларов?

— Да, сэр.

— Поразительный дар убеждения у мистера Линкольна ваша честь!

— Я не вижу в этом ничего поразительного, — сказал Дэвис. — И почему вас так удивляет, что совесть Ярборо оказалась сильнее, чем тысяча долларов?

— Но, ваша честь…

— Мистер Линдер, факт убийства опровергнут отсутствием состава преступления! — весело проговорил Дэвис. — Не можете же вы объявить живого Ярборо мёртвым. Думаю, что защита откажется от своей речи?

Линкольн поднялся во весь рост.

— Ваша честь, защита не отказывается от выступления.

Судья пожевал губами и сказал: «Прошу вас покороче», и уселся поглубже в кресло.

Люди, видевшие Линкольна во время его судебных выступлений, говорят, что «длинный Эйб» совершенно преображался, когда начинал говорить. Он возвышался над собранием, как горная вершина. Его тонкий, вялый голос становился звучным и доходил отчётливо и звонко до самых последних рядов. Глаза его начинали блестеть, белые, отличные зубы сияли на морщинистом, обветренном лице. Он не любил возвышенного красноречия. Речь его была построена на доводах, неопровержимых, как геометрическая теорема. Его судейские товарищи удивлялись необыкновенному обаянию, с которым он превращал даже враждебно настроенных людей в друзей и союзников.

На этот раз Линкольн и не пытался убеждать. Он говорил о фермерах, попадающих в лапы беззастенчивых земельных спекулянтов, о земледельцах, теряющих землю и кров за долги или «за отсутствием документов на право владения», о фермерах, которые погружают свой нехитрый скарб в фургоны и уходят на Запад в поисках земли и свободы. Но туда, в лесные просторы, за ними следуют орды хищников — и когда потомки Поля Баньяна поднимают свой топор, чтоб срубить дерево, они видят на дереве надпись: «Принадлежит такой-то компании»…