Честь воеводы. Алексей Басманов - [23]

Андрей не верил, что жена Василия Соломония бесплодна. Не могла такая россиянка, полная сил и здоровья, быть бесчадной. Видел Андрей в том вину старшего брата, который и в молодые годы — до двадцати восьми лет — не потешился ни с одной дворовой или сенной девицей. Того на Руси испокон у знати не бывало. Они же, братья Василия Андрей, Юрий, Дмитрий, Иван, поласкали кого ни попадя от челядинок до скотниц и породили своё племя обоего пола. Кровь у княжичей, доставшаяся в наследство от матери — южанки, греческой царевны Софьи Фоминишны, была горячая — вот и тешились.

Как женился Василий на первой красавице России боярышне Соломонии Сабуровой, так подумали братья, что теперь у Василия год за годом пойдут детишки, как у их батюшки. Однако и Соломония не прибавила Василию мужской силы.

Соломония была на тринадцать лет моложе Василия. А между князем Андреем и Соломонией была совсем малая разница в годах. И он таки влюбился в неё, вздыхал по ней в бессонные ночи, думал-мечтал о несравненной Соломоеюшке. Его пленила не только красота великой княгини, но и её нрав, разумность. Пред лицом Василия она вела себя сдержанно, боялась упрёков. Но лишь только великий князь уходил в военный поход, как Соломония преображалась, особенно в те часы, когда ей удавалось покинуть кремлёвские палаты и приехать на родное боярское подворье, которое располагалось на Пречистенке, близ Колымажного двора, где хранились государевы экипажи и была конюшня. И тогда в доме Сабуровых всё приходило в движение, молодёжь веселилась, пела — наступал праздник. Знал о том князь Андрей не понаслышке, а был очевидцем сам, когда однажды Соломония пригласила его на свой день ангела. В тот день и Андрей играл-тешился вместе с братьями Соломонии и её подругами.

А когда наступил августовский вечер, Соломония и Андрей волею Божьей остались одни. Той уединённой встрече было не больше десяти-пятнадцати минут. Они спрятались в самой глухой части сада, куда и в дневные-то часы не ступала нога человека. И Соломония сама, без побуждения Андрея, приникла к его груди и торопливо, со слезами в голосе, распахнула душу и пожаловалась на свою горькую судьбу.

   — Свет Андреюшка, кои-то годы живу в печали и страхе за свою долю. Князь Василий-батюшка терзает меня по ночам, аки овечку, жаждая проявить свою силу, но Господь не даёт ему той силы, и чадородец его есть вервь бескостная, никуда не годная. И тогда за одними терзаниями приходят другие, князь винит меня в том, что я будто бы холодна. И стыдно мне от того делается, потому как кровь моя кипит и паром исходит от грудей моих. И уж я готова сбежать от него к дворовым холопам, с ними греху предаться. Что же мне делать, скудной? Скоро умом рехнусь, — страстно шептала Соломония и трепетала под руками Андрея, словно птица в силке.

И князь Андрей прыгнул в опасный омут, взял лицо Соломонии, и стал жадно целовать его, и шептал страстно, откровенно:

   — Любая, милая, жизнь отдам на плахе, на поругание пойду за единственный миг, дабы познать нам друг друга. Годы терзаюсь сердцем по тебе, желанная.

   — Познай меня, познай, любый. Я ведь сильна, как дворовая девица, я богатыря принесу.

Руки их потянулись к запретному, они позабыли всё, лишь ненасытно целовались, изголодавшись по настоящей нежности и ласке. Они всё глубже опускались в греховную связь.

И только Богу было ведомо, что случилось бы минутой-другой потом, если бы не раздался громкий зов батюшки, боярина Юрия Константиновича, отца Соломонии. С трудом, с болью разрывая по живому свою плоть, Соломония и Андрей оторвались друг от друга, и великая княгиня, словно блудная девица, нырнула в заросли вишенника и где-то уже вдали отозвалась на зов отца.

Князь Андрей явился в палаты Сабуровых часом позже. Всё это время он просидел на берегу Москвы-реки и думал о несчастной судьбе великой княгини. И все его раздумья сводились к одному: не заслуживала эта прекрасная женщина такой горькой доли.

Спустя чуть меньше двух лет он и вовсе будет охвачен безумной болью, когда узнает, что великий князь Василий свершит над нею насилие, пострижёт в монахини и упрячет в суздальский Покровский монастырь.

И всё-таки двум любящим сердцам суждено было встретиться ещё раз вдали от людских глаз, и они исполнили то, чего так жаждала их исстрадавшаяся любовь.

Весной следующего года, когда великий князь Василий всеми силами, неправдой и происками добивался расторжения супружества с Соломонией и настойчиво требовал на то благословения церкви и её предстоятеля митрополита всея Руси Даниила, государевы дела вынудили его идти на Псков. Тот вольнолюбивый город пошатнулся в сторону Литвы, потому как не могли горожане дольше терпеть тиранию жестокого великокняжеского наместника. Решением вече псковитяне отправили в Литовское королевство своего посла. Их бунт был открытым, и доглядчики государя тотчас донесли о том весть до Москвы. Василий поднял в седло полк ратников и отправился наказывать псковитян.

В великокняжеских палатах в эту пору царила гнетущая тишина. Соломония уже знала, какая готовится ей судьба. Всё бунтовало в ней, всё кричало: нет, нет и нет! Она тогда была полна сил и жажды жизни. Ей страстно хотелось родить дитя. Это стремление всколыхнуло в ней, казалось бы, безрассудные желания отдаться любому молодому вельможе великокняжеского двора, рынде