Честь и верность - [32]

– Отец… моя нога. Я не могу пошевелить ею. Она… есть?

Фицпатрик опустился на одно колено, чтобы взглянуть на диагностический индикатор регенерационной камеры. Он много времени проводил, помогая медикам, и в особенности доктору Рамиресу, поэтому неплохо разбирался в медицинских аппаратах.

– Все в порядке, сын мой, – спокойно произнес он. – Медицинский блок временно парализовал нервный узел, чтобы ты не ощущал боли. Ты ведь чувствуешь покалывание, разве не так?

Джонсон кивнул.

– Значит, все в порядке. Некоторое время ты не сможешь ходить, но потом, когда рана окончательно заживет, будешь бегать, как прежде, – мягкая улыбка коснулась открытого лица Фицпатрика. – Я видел солдат, гораздо больше пострадавших в пьяной потасовке в городе.

Заставив себя расслабиться, Джонсон облегченно вздохнул. – Спасибо, отец. Я… Я боялся…

– Не нужно говорить об этом, сын мой. Страх не входит в список достоинств легионера.

– А вы… вы не видели легионера Деландри, святой отец? Она – медик. Она пыталась помочь мне… когда меня ранили.

Фицпатрик кивнул головой.

– Деландри помогает доктору Рамиресу в перевязочной. Я передам ей, что ты о ней спрашивал, – падре ушел, прежде чем Джонсон успел произнести хоть слово. Он медленно передвигался между носилками с ранеными.

Джонсон попытался сосчитать раненых, и когда насчитал двадцать, неожиданно провалился в забытье.

Лейтенант Энтони Дювалье заметил падре, остановившегося перед очередным раненым, и заспешил к нему через внутренний двор крепости. Фицпатрик склонил голову, пробормотал какую-то молитву и перекрестился. Затем он медленно выпрямился.

Прошло несколько мгновений, прежде чем священник позвал медика.

– Приват Коню мертв, – произнес он печальным голосом. Врач кивнул, но на его лице не проявилось никаких эмоций. После кошмара сражения и понесенных потерь еще одна смерть не имела совершенно никакого значения.

Но Дювалье почувствовал боль. Несколько минут он молча стоял рядом с падре, а затем сказал:

– Коню был хорошим человеком. Однажды он сказал мне, что его родители жили в Тулоне, до тех пор пока не переехали на Дэвро.

Фицпатрик растерялся, слова Дювалье прозвучали неожиданно, но вскоре он очнулся.

– Тулон – это место, где родился ты, верно?

Дювалье кивнул.

– Как обстоят дела? – спросил лейтенант, показав на раненых.

– Не очень хорошо. Сегодня многих придется похоронить, а другие возьмут с собой крупицу земли, – по обычаю, большинство легионеров брали горстку земли с могилы погибших товарищей. Так было на каждой планете, на которой Легион терял своих сыновей. – Я не знаю, сколько всего пострадавших.

– Этого не должно было случиться, – прохрипел Дювалье. Он замолчал, пытаясь справиться с неожиданно нахлынувшей волной чувств. На лице его отразилась растерянность, когда падре испытующе заглянул ему в глаза. Но Фицпатрик понимающе кивнул и поспешил к другому раненому, оставив Дювалье наедине с горькими мыслями.

Два года он не мог вырваться из замкнутого круга, его карьера постепенно разрушалась. Нигде, кроме Легиона, не нужен офицер с таким личным делом. Полифем стал его последним пристанищем, его единственным шансом на удачу. Дювалье поклялся, что на этот раз, именно здесь он не позволит себе проявить слабость. Он будет исполнять свои обязанности, невзирая ни на какие препятствия. Но это так нелегко.

Его командир, капитан роты Браво, вынес куда большие испытания. Колин Фрейзер…

Сражение в «Песчаном Замке» всколыхнуло в Дювалье старые воспоминания. Он знал, что этой ночью вернутся почти забытые кошмары. Ужас, пережитый им на Фенрисе, никогда не оставлял его надолго, и каждый раз он заново переживал самые страшные моменты.

Два года назад на Фенрисе вспыхнули беспорядки, и 33-му Полку Оперативного Действия было приказано отправиться в провинцию Локи и уничтожить предполагаемый центр восстания. Их снабдили детальными разведывательными данными о численности повстанцев, об их вооружении и дислокации войск. Полковник тщательно продумал план подавления мятежа; как они думали, предстояла обыкновенная рутинная процедура.

Но выяснилось, что в основу их плана легла дезинформация. Силы повстанцев во много раз превосходили численность полка, кроме того, на вооружении они имели куда больше противовоздушных и противотанковых ракет, чем рассчитывало командование.

Дювалье помнил тот день, как будто все случилось вчера. Он был быстро продвигающимся по службе лейтенантом и отвечал за тыловую охрану. Это-то и спасло ему жизнь – он был один из восьмидесяти уцелевших. Это из полка численностью свыше восьмисот человек. И виной всему были неверные данные разведки.

Виной всему был Колин Фрейзер… теперь, по иронии судьбы, ставший героем, капитаном и начальником Дювалье.

Он просмотрел все заседания военного трибунала, опубликованные в видеожурнале, где Фрейзер давал показания против своего начальника майора Сент-Джона. Далее шло интервью с сенатором Варвиком, который считал, что, оклеветав Сент-Джона, заговорщики хотели подорвать его авторитет. И обвинение было выдвинуто в адрес Колина Фрейзера. Противники Варвика попытались защитить молодого лейтенанта, но потом оставили эту пустую затею. Почему же теперь он в Легионе? Если бы Фрейзер был ни в чем не виноват, то он бы до сих пор занимал какое-нибудь теплое местечко в штабе.