Честь и долг - [66]

Брюс Локкарт со знанием дела рассказывал о том, что признаки общей вражды к правительству Николая Романова и к крайне бюрократическому строю видны буквально во всех слоях населения. Не только либеральная буржуазия, но даже придворные сферы затронуты желанием переворота. Произошел сильный сдвиг влево промышленного класса, до сей поры весьма реакционно настроенного. Немаловажным является и такой момент: объединились различные общественные силы, начиная от октябристов и прогрессистов, кончая «трудовиками», эсерами и некоторыми социал-демократами, принадлежащими к крылу, называемому меньшевиками…

У лорда Мильнера была прекрасная память. Он никогда ничего не забывал ни цифр, ни фактов, ни обид. Перед своим визитом в Россию он внимательно прочитал досье, подготовленные ему в министерстве иностранных дел и в СИС. Поэтому Брюсу не пришлось объяснять милорду, кто есть кто на партийном горизонте в России.

Локкарт завершил свой краткий обзор положением в рабочем классе, который, по его словам, был весьма заинтересован в установлении парламентско-демократическо-правового порядка. Не забыл он сообщить и о состоянии армии.

Лорда Мильнера особенно интересовало — не выльется ли недовольство в России в грандиозную социальную революцию, которая потрясет устои всего мира и скажется на роли России в войне.

Брюс рассказал, что недавно он в тесном кружке встречался с Керенским, чья популярность весьма растет, а началась, кстати говоря, от того, что он выступал защитником в суде над рабочими, арестованными во время беспорядков и расстрела, учиненных на Ленских приисках британского концерна "Лена Голдфилдс". Сэр Альфред хорошо знал это дело, поскольку его патрон — барон Ротшильд — имел свои интересы в этих приисках. Так вот, этот присяжный поверенный, член четвертой Государственной думы, приветствовал грядущий дворцовый переворот, но весьма отрицательно высказывался о возможности народного выступления. Присутствовавшие в этом интимном кружке господа выражали опасение, что народное движение может попасть в крайне левое русло и это создаст чрезвычайные трудности для ведения войны, ибо российские массы разочаровались в ней.

Положение дел в Петрограде, что также было известно одному из самых пронырливых работников британской разведки в России — Локкарту, — было особенно тяжелым.

— В катастрофическом состоянии торговля, — докладывал Брюс, — особенно торговля продовольствием. Булочные, колбасные, молочные и другие мелкие лавки закрываются из-за недостаточного подвоза в Петроград нужного сырья. Сокращают свои операции торговцы-оптовики. Они, во-первых, побаиваются реквизиций, о которых были пущены слухи, а во-вторых, из-за отсутствия поддержки банков и крупных капиталистов, которые кредитуют оптовую торговлю. В предвидении надвигающегося кризиса, а может быть, и по другим соображениям, банки в последнее время стараются извлечь свои капиталы из торговли, пустить их на другие гешефты и тем, разумеется, еще более усугубляют расстройство торговли.

Министр, близкий к британским финансовым кругам, выразил уверенность, что наибольшую предусмотрительность проявили те российские банки, которые, как Азово-Донской, весьма тесно связаны с английским капиталом.

— Мы им так рекомендовали, сэр! — коротко отозвался Локкарт, показывая, что он тоже не так прост в сложных финансовых и банковских операциях. — К тому же в Петрограде и Москве происходит вытеснение чисто русских торгово-промышленных предприятий в сфере продовольствия иностранными купцами, кои значительно более управляемы нами. Особенно мы рекомендуем им сосредоточивать в своих руках оптовую торговлю… и они успешно осуществляют наши рекомендации, — продолжил он после паузы, предчувствуя вопрос Мильнера.

Тот подумал и ничего не сказал, хотя тень вопроса осталась у него в глазах.

— Падение курса русского рубля, вызванное отчасти нашими финансовыми деятелями, — угадал ответ Брюс, — в частности, отправкой русского золота в английский банк в обеспечение военных кредитов России, вызвало немедленное повышение цен на пятьдесят-сто процентов.

— Это было очень хорошо сделано, мой дорогой! — воскликнул лорд Мильнер. Брюс так и не понял, имел ли в виду министр его доклад или снижение курса рубля английскими союзниками. Но по всему было видно, что сэр Альфред остался очень доволен и обедом, и беседой, и мрачными перспективами российского императорского дома.

Теперь Локкарту предстояло закрепить свой успех в Москве, где вскоре должен был побывать министр его величества короля Великобритании.

35. Петроград, конец января 1917 года

В первый же день работы союзнической конференции Алексей Соколов столкнулся лицом к лицу с черноволосым, бородатым и прихрамывающим полковником Мезенцевым. Старые приятели пожали крепко руки и коротко поведали друг другу, как они очутились в роскошном мраморном Мариинском дворце — резиденции Совета министров вместо неуютных штабных блиндажей и окопов. Алексей рассказал, что Ставка направила его экспертом, переводчиком, а заодно и временным помощником лорда Мильнера — высшего чина в британской делегации. Мезенцев коротко сообщил, что недавно вновь был ранен, лечился в петроградском госпитале, развернутом в самом Зимнем дворце. Теперь же Главное артиллерийское управление, помня его службу в 15-м году, попросило стать экспертом русской делегации по артиллерии и использовать для давления на союзников фронтовой опыт. Глядя на грудь Мезенцева, декорированную многочисленными боевыми наградами, ни у кого не возникало сомнений в глубине такого опыта.