Честь и долг - [4]

Пессимистические размышления Михаила Васильевича прервал стук в дверь. Жандарм из охраны наштаверха доложил, что кабинет готов.

"Заболтался я с вами, — вздохнул генерал-адъютант и пошел к себе со словами: — Надо работать…"

А Пустовойтенко сгоряча выдал мне секрет начальника: "Вы думаете, он будет сейчас работать? Нет, после таких бесед у Михаила Васильевича всегда одно только желание: помолиться". Я подумал тогда, что Алексеев, наверное, не раз уже вел такие горькие беседы со своим ближайшим сотрудником… А может быть, и не только с ним одним!

Слушая этот искренний рассказ коллеги о настроениях начальника штаба верховного главнокомандующего, Алексей вспомнил о еще большем фатализме царя. С горьким чувством подумал он и о том, что в странные руки вручил бог судьбу самодержавия и России. Бог — ведущий страну к революции?!

На этом разговор по душам кончился. Ординарец доложил, что вернулся генерал-квартирмейстер и просит гостя, если он еще не устал, зайти к нему. Алексей покинул разбитого печалью Базарова и перешел на другую сторону коридора, где помещались кабинет и личная комната Пустовойтенко.

Простота Алексеева и всего штаба наложила отпечаток и на его ближайшего сотрудника. В рабочей комнате Михаила Саввича, которого Соколов до того совсем не знал, не было никакой обстановки. Лишь на столах разложено множество карт. Когда открывалась дверь, пропуская Пустовойтенко из его спальни в кабинет, Алексей успел заметить, что и там стояла только железная походная кровать, три чемодана подле нее и на стене прибит небольшой деревенский рукомойник.

Михаил Саввич оказался еще молодым, маленьким и аккуратным генералом, с великолепно подстриженными и расчесанными бакенбардами. Серебряные погоны и аксельбанты его блестели матовым блеском. Водянистые глаза не смотрели прямо на гостя, а мимо него — в пространство.

Встретил Алексея Пустовойтенко сухо и неприветливо. Монотонным голосом поприветствовал, дождался ответного приветствия и, усадив посетителя на какой-то венский стул, оказавшийся под свисающими со стола листами десятиверстных карт, уныло стал излагать программу на завтрашний день. Дворцовому коменданту уже доложено, что полковник Соколов прибыл в Могилев и теперь надо ждать, пригласят ли его на царский завтрак или обед, или царь его примет в кабинете в губернаторском доме. Передал и желание Алексеева увидеть своего старого сослуживца завтра, после доклада государю. Разговора, кроме служебного общения, явно не получилось, и Алексей откланялся.

2. Лондон, ноябрь 1916 года

Кэтти Уайлс было жалко расставаться с милым Лондоном. Хотя она и была лишена сентиментальности, но всегда тосковала по родному городу. Особенно когда покидала его надолго. Отпуск, предоставленный ей Сикрет интеллидженс сервис после успешно завершенной работы в Париже, подошел к концу. Кэтти улыбнулась воспоминаниям: Париж есть Париж. Даже в военное время.

Очаровательные мужчины, теряющие голову от секса и красивых слов, полулегальные роскошные рестораны для богатых людей, театры и балет, от которого она всегда была без ума. Париж остался законодателем мод. И теперь, когда юбки поползли вверх, Кэтти могла демонстрировать красивые ноги.

Что и говорить, она пожила там весело. А быть начеку и отдавать отчет своим поступкам научила ее роль агентессы СИС.

Вчера ее вызвал адмирал Холл, который в краткой беседе сообщил, что она направляется в Россию, в распоряжение полковника Нокса. Кэтти поняла, что начинается новый этап служебной карьеры. Каким он будет? Что за человек, которого ей придется вербовать? Молод или стар? Красив или уродлив?

В юности она выступала в варьете. Там ее и завербовали люди из СИС, обратив внимание на красоту, ум, природные артистические данные Кэтти. Сейчас, к тридцати годам, она сохранила стройность, зажигательность и красоту молодости. Всегда склонная к авантюрным приключениям, она как будто нашла себя в этой работе.

Никто не давал ей больше двадцати двух — двадцати трех лет. Огромные серые глаза, белозубая обаятельная улыбка, постоянная жизнерадостность не оставляли никого равнодушным. Ее долго изучали, прежде чем предложили серьезную работу. Кэтти считала, что ей здорово повезло, и благодарила судьбу за выпавшее ей счастье. Но в первый же день, когда ей разъяснили методы работы, Кэтти поняла, что навсегда должна оставить мысль о настоящей любви. Мечту о любви заменили деньги, комфорт, путешествия.

Иногда ее охватывало щемящее чувство одиночества. Но она быстро справлялась с ним. У нее был сильный характер. Каждый раз, давая новое задание, ей внушали, что поручение это крайней важности для блага Британской империи. Это давало Кэтти стимул гордиться своей работой. Новое задание не пугало ее. Она много слышала о России, но никогда не бывала в ней.

Летом она прочитала в газете «Таймс» о русском разведчике, бежавшем из австро-венгерского плена. Он возвращался тогда кружным путем в Россию через Лондон и был обласкан покойным лордом Китченером. Было бы интересно, если бы судьба свела их. Если он и вправду такой, как о нем писали, то можно было бы гордиться этим знакомством. Но если все русские — как этот разведчик, то трудно будет работать с ними.