Честь и долг - [31]

Огромного роста бородатый швейцар в ярко-синей ливрее без угодливости распахнул перед Александром Ивановичем зеркальную дверь подъезда. Директор правления Товарищества мануфактур "Иван Коноваловъ с Сыномъ" еще не привык к этому человеку-гиганту и несколько тушевался внутренне, проходя мимо него. Известный миллионщик и общественный деятель, депутат Государственной думы, председатель Совета российского взаимного страхового союза, и прочая, и прочая — только несколько дней тому назад стал постоянным жителем Санкт-Петербурга. Разумеется, он и раньше бывал и живал подолгу в столице, но теперь, ввиду бурных политических событий, начинавших наворачиваться, словно снежный ком, Коновалов не мог себе позволить оставаться неторопливым московским обывателем, наблюдавшим издалека действие на главной сцене. Ведь он был одним из режиссеров заговора против Николая Второго. Управляющий снял в фешенебельном районе Петрограда — на Фурштадской — квартиру для патрона. Александр Иванович приказал перевезти кое-что из любимых вещей с московской Большой Никитской — и политическое переселение состоялось.

Выходя из своего подъезда, господин коллежский секретарь машинально бросил взгляд на другую сторону улицы. Дома через три от него, на углу Фурштадской и Воскресенского, жил другой Александр Иванович, тоже заговорщик, действительный статский советник Гучков, член Совета учетного и ссудного байка, член Особого совещания по объединению мер по обороне государства, председатель исполнительной комиссии по сооружению канализации и переустройству водоснабжения, и прочая, и прочая…

"Надо бы позвонить Александру Ивановичу… Может быть, он дома, и я мог бы захватить его в своем авто на встречу…" — промелькнуло в уме Коновалова. Но шофер уже отворил дверцу лимузина, и Коновалов прямо из теплоты подъезда нырнул в натопленное спиртовой печкой чрево «роллс-ройса».

Денек был серенький, начинало смеркаться. Дворники хорошо расчистили Фурштадскую, и авто плавно заскользило по торцам.

В переговорную трубку Коновалов скомандовал шоферу держать на Морскую, к Азово-Донскому банку.

"Вовремя я стал петербуржцем, — размышлял Александр Иванович, мягко покачиваясь на подушках сиденья. — Грядет великое потрясение, и наша ложа должна все рычаги правления забрать в свои руки".

Коновалов вдруг вспомнил ни с того ни с сего, как четыре года тому назад принимали его в масонское общество нового типа, не имеющее ни атрибутов традиционного масонства, ни обрядов, ни мистических целей. Задачи ложи, названной для конспирации "Верховный совет народов России", были чисто утилитарными: надо было создать межпартийный штаб крупных дельцов, политиков, профессуры и интеллектуалов для того, чтобы вырвать власть у Романовых и по-настоящему распорядиться ею.

Приятно было вспоминать, как перехитрили охранку, объявив «уснувшей» разбухшую, потерявшую весь боевой пыл и занимавшуюся лишь мистическими песнопениями да сплетнями профранцузскую ложу «Возрождение». Надо было очиститься от болтунов и агентов охранки, проникших в ряды братства. Надо было убрать всю театральщину и риторику, сделав кристально чистым политический центр, который предотвратил бы народную революцию, организовал бы натиск на самодержавие с тем, чтобы бескровно заменить его парламентарной монархией или даже буржуазной республикой…

"Разумеется, — думал в чреве своего авто Коновалов, — совершенно законспирироваться не удалось, организация быстро разрослась до трех сотен членов, но что это за люди! Цвет деловой, военной, чиновной и интеллектуальной России! Слава богу, удалось привлечь даже некоторых трудовиков и меньшевистских лидеров рабочего сословия — этого блестящего говоруна Керенского, Чхеидзе, кое-кого из эсеров…"

"Роллс-ройс" доехал до конца Фурштадской, развернулся вокруг сквера и мимо родового особняка Игнатьевых и других аристократических гнезд, в том числе и дома 20, где обитал Родзянко, устремился в центр города.

"До чего же это было своевременно — объединить влияние представителей всех партий страны, военных и гражданских чинов, даже представителей гвардии, чтобы общими усилиями расшатать трон упрямого Николая Александровича, не желавшего поступиться ни на йоту властью в огромной империи…" — теснились мысли в голове московского миллионера, ставшего теперь в Петрограде вдохновителем многих интриг и политических комбинаций.

Неизвестно отчего Коновалову вдруг вспомнился и его протеже Некрасов. Он приметил таланты и фанатичную тягу вверх, к власти, у молодого профессора Томского технологического института давно — когда в конце 1907 года тот прошел по кадетскому списку в III Государственную думу. Александр Иванович сблизился с Николаем Виссарионовичем еще в старой, недееспособной ложе "Полярная звезда", постепенно приближал его к себе и питался блестящими идеями профессора не только в политической жизни Москвы, но и в финансовых делах на московской и петербургской биржах. За это Коновалов стал продвигать Некрасова со ступеньки на ступеньку и в новой, нынешней ложе, пока буквально за несколько месяцев не привел Николая Виссарионовича к посту генерального секретаря "Верховного совета народов России".