Чеснок и сапфиры - [102]

— Да, конечно, — сказала Марион. — Это очень большая сумма. Кто посмеет обвинить вас за то, что вы хотите сделать вашу щедрость общеизвестной?

В ее голосе не было сарказма, но я чувствовала, что он таится где-то в глубине. Это заставило меня поежиться. Хорошо бы она не отказалась от алкоголя: мне очень хотелось выпить бокал вина.

— Вы уверены, что совсем не хотите вина? — спросил официант, и я улыбнулась, думая, что он, должно быть, прочел мои мысли.

Но Марион ответила прежде меня.

— Нет, не хотим, — сказала она. — Но молодые люди, что сидят справа от нас, умирают от жажды.

— О, — сказал он беспечно. — Я к ним еще подойду.

— Почему бы не сделать это сейчас? — сказала Марион, и в ее голосе послышался звон стали. — Они уже достаточно ждали.

Официант сделал шаг назад. В его позе чувствовалась сопротивление. Марион смерила его строгим взглядом, и он наконец повернулся к влюбленной паре, чтобы принять у них заказ.

— Разве это наше дело? — пробормотала я.

Марион не ответила.

Слева от нас блондинка осушила один за другим два бокала мартини, и теперь она помахивала пустым фужером и требовательно повторяла:

— Еще, хочу еще.

А молодой человек справа от нас гордо сказал:

— Мы хотим шампанского!

— Конечно, сэр, — сказал официант и преувеличенно низко поклонился.

С его стороны это выглядело как насмешка, а не как уважение.

Когда он принес бутылку в металлическом ведерке, то столь же театрально вынул шампанское и продемонстрировал наклейку. Все, что он делал, было правильно, но при этом он умудрялся вкладывать презрение в каждый жест. Медленно вынул пробку, громко хлопнул. Плеснул молодому человеку немного вина и встал со скучающим выражением на лице. Юноша не сделал попытки взять бокал, и официант стал притопывать ногой и, подняв брови, взглянул на меня.

Марион понаблюдала за этим, а потом наклонилась к соседнему столу и сказала очень тихо:

— Он хочет, чтобы вы сначала попробовали.

Молодой человек благодарно ей улыбнулся, взял бокал и отпил.

— Хорошо, — сказал он.

Не глядя вниз, официант разлил вино по бокалам, при этом сделал это так небрежно, что вино перелилось через край.

Девушка ждала, пока он не ушел, а затем взяла свой бокал и сделала глоток. Глаза ее расширились, и она чихнула. Когда я засмеялась — не слишком громко, — она густо покраснела.

Марион бросила на меня взгляд, который я не расшифровала, и взяла свою карту меню.

— Думаю, я возьму биск с омарами, — сказала она громче, чем требовалось, — а потом устрицы, запеченные в раковинах, с пюре из каштанов и калифорнийских орехов. Малиновый чатни кажется в этом блюде неуместным, но — кто знает? — может, и сработает. После этого я возьму говяжью вырезку. Это — единственное блюдо в меню, название которого не звучит претенциозно.

Мы заказали, а потом официант пошел принимать заказы у молодой пары. Девушка смущенно глянула на Марион и, обратившись к официанту, сказала:

— Принесите мне, пожалуйста, все то, что заказала эта дама.

— Ну как можно слушать чужие разговоры! — воскликнула я.

— Вы делали то же самое, — ответила Марион.

Мне показалось, что годы на ней плохо отразились, и я вдруг не нашлась, что ей ответить. Наступила неловкая пауза. Я пыталась придумать, что сказать, но тут явилась еда. Моя закуска — креветки с тмином — в первые пять минут показалась неплохой.

— Это ресторанный трюк, — сказала Марион, попробовав закуску. — Кухонное чудо: они обваляли креветки в муке и сделали их твердыми, а это не просто. Если бы вы попытались достичь такого эффекта, то, возможно, это бы у вас не получилось. Я думаю, что они купили креветки с головами, слишком долго их продержали, а затем переварили. В креветочных головах есть энзим, и после смерти это делает их мягкими. Поэтому креветки и продают без голов.

Она отведала еще немного и кивнула.

— Да, если вы будете следовать этому рецепту, то придете к такому же плачевному результату. С другой стороны, они не хуже моих устриц, если эти маленькие белые кружочки и в самом деле устрицы.

За соседним столом девушка робко подцепила на вилку закуску. Ее лицо просветлело.

— Никогда не ела устриц, — призналась она своему собеседнику. — Думала, по вкусу они будут напоминать рыбу. Но они хорошие, у них вообще нет никакого вкуса.

— Слышали? — обратилась я к Марион и передразнила девушку: — «У них вообще нет никакого вкуса».

Я заговорила совсем тихо:

— Возможно, на самом деле это — сайда или другая дешевая рыба, разрезанная наподобие устриц. Это классический ресторанный обман. Неудивительно, что повар создал такое странное блюдо — орехи, пюре, чатни, — все для того, чтобы отвлечь внимание от устриц и надуть простаков. — Я кивнула направо. — Таких, как они.

— Как же все это выводит меня из себя! — воскликнула Марион.

— Знаю, — ответила я. — Возмутительно, что ресторан обманывает посетителей.

— Я не о том.

Голубые глаза Марион уставились на меня, и я буквально застыла под этим ледяным взглядом.

— Дело в вас, — сказала она. — Вы, вот кто выводит меня из себя. Я ненавижу человека, в которого вы превратились.

Мне показалось, что она плеснула мне в лицо водой из стакана. Я ощущала грим, покрывавший мою кожу, — жирное основание, толстый слой пудры, помаду с привкусом крема. Парик сидел так плотно, что я едва дышала. Я чувствовала, как собственные волосы скручивались под ним, стараясь вырваться наружу. Очки внезапно показались очень тяжелыми, и я сдернула их с носа. И потом начала смеяться. Смеялась и смеялась, пока не испугалась, что задохнусь.