Червонные сабли - [28]

- Фронт растянулся дугой на триста километров, - объяснил Городовиков. - Может быть, аэропланы были заняты общей разведкой?

- Разведкой? - гремел Жлоба. - А может, за пивом для штабников летали?

- Зачем сваливать вину на аэропланы, Дмитрий Петрович? - заметил Городовиков. - Просто нам надо учиться воевать у врагов.

- Еще чего не хватало! Нехай они учатся. А моим конникам не занимать смелости. Мы академий не кончали, а белых генералов рубали и еще будем рубать!

- Тебя никто не обвиняет в трусости. - Ока Иванович начинал сердиться. - Нам всем недостает знаний, вот почему покамест не мы бьем Врангеля, а он нас. Я знаю, например, что он ввел у себя жесточайшую дисциплину. Говорят, генерал Кутепов повесил своего офицера только за то, что тот не приветствовал его на улице.

- Может, у нас заведем такие старорежимные порядки?

- Ты, Жлоба, словами не играй. Дисциплина - основа всякой победы. И я думаю, что причиной поражения твоего корпуса была слабая дисциплина. Один умный человек сказал: разбитые армии бывают разбиты до сражения.

- Посмотрим, как сам будешь воевать, - угрюмо произнес Жлоба.

- Одно знаю, Дмитрий Петрович: зазнаваться не будем, - ответил Городовиков.

Первый раз в жизни Ленька стал свидетелем того, как проходит военный совет, и набрался ума по самую макушку. Он и не знал, что командиры разговаривают между собой так сердито: того и гляди, за сабли схватятся. А он-то думал: махай шашкой, пали из винтовки - и все дело в этом! А выходит, что командирам труднее жить: сам воюй, да еще других веди за собой, за всех отвечай, а проиграешь сражение - позор, и первого к ответу. Правильно говорили на военном совете - не зазнаваться, и тогда никакой враг не застанет врасплох.

2

После военного совета Ока Иванович решил прощупать настроение бойцов-жлобинцев.

Части разбитого корпуса были расквартированы по окрестным селам, хуторам и в самой Волновахе. Бойцы большей частью жили во дворах под открытым небом. Здесь не так было жарко, сады наливались плодами, давно поспели вишни, абрикосы, зацвели подсолнухи: из-за плетней выглядывали их золотые лики.

Ока Иванович шел по сельской улице. Возле низенькой, крытой соломой хаты собралась группа кавалеристов. Бойцы от нечего делать упражнялись двухпудовой гирей. Неподалеку высоченный детина держал под уздцы жеребца, дергал и кулаком бил его по морде. Жеребец упирался. Городовиков быстрыми шагами направился туда.

- А ну стой! Почему коня бьешь?

Боец не отвечал.

- Чего молчишь, Прошка? - вступил в разговор рыжебородый боец и объяснил за товарища: - Под ним коня убили, а теперь в ездовые переводят.

- Кавалерист... - с укором проговорил Городовиков, глядя на смущенного Прошку. - Тебе только на верблюде ездить: сидеть между двумя горбами и дремать с винтовкой... Ты сначала накорми коня, а потом показывай силу. Ишь, Илья Муромец... Наверно, мешки пятипудовые, как игрушки, перебрасываешь с места на место?

- Могу... - вдруг с каким-то вызовом, хотя и негромко, проговорил Прошка. - И вот так тоже могу. - Он поднял тяжелый двух пудовик правой рукой, не спеша перекрестился гирей, поцеловал в донышко и аккуратно поставил на землю.

Бойцы засмеялись. Не удержался и Городовиков, сказал:

- Значит, правильно тебя в ездовые перевели: где лошади не возьмут, сам потянешь.

Великан-боец молча ковырял песчаную дорожку носком сапога. И почему-то было жалко его; может быть, потому, что слишком был молод: еще усики не пробились на пухловатом юном лице.

- И обмотка, гляди, размоталась, - продолжал Городовиков. - Почему не подвяжешь? Наверно, с тех пор и болтается, как от Врангеля улепетывал? - Ока Иванович намеренно коснулся больного вопроса, чтобы вызвать бойцов на разговор.

- На нашем месте любой побежал бы... - обидчиво отозвался Прошка, закрепляя конец обмотки.

- Неужто так страшно? - спросил Городовиков, и трудно было понять: в шутку он спрашивает или всерьез. - Ну, расскажи, я люблю страшные истории. - И Ока Иванович усадил бойца рядом с собой на бревно. - Начинай, выкладывай, как в церкви на исповеди.

- Что выкладывать... - Прошка переглянулся с товарищами, как бы спрашивая, можно ли откровенничать, не попадет ли от взводного.

- Не стесняйся, рассказывай, как случилось, что красные герои трусливо бежали от врага.

- Разведка никуда не годилась, - сказал Прошка и опять поглядел на товарищей.

- Не в том дело, - перебил рыжий боец, затыкавший пучком травы дыру в сапоге. - Чересчур враг силен. Не совладать нам с Врангелем...

- Как с ним совладаешь, если ему буржуи всего света помогают, - добавил небритый жлобинец с перебитой рукой на марлевой повязке. - Сказывают, что этот... как бишь его, который в Америке главный?..

- Вильсон, - подсказал. Прошка.

- Ну да... Будто бы приказал этот Мильсон: дайте, говорит, генералу Врангелю столько снарядов, чтобы на каждого красного армейца пришлось не меньше как по одному, а пуль по десятку на душу... Чтобы, говорит, ни одного в живых не осталось.

- А кони у Врангеля какие! - сказал Прошка.

- Что кони, - перебил рыжий. - Одних иропланов сколько! Поверите, товарищ командир, уся неба в иропланах: солнца не видать. Низко летают и головы пропеллером сносят. Ехал, к примеру, человек на коне, а тут ироплан - вжик, и головы нету!..