Черви - [126]
— Отлично, как видите, — ответил солдат.
Мидберри открыл было рот, чтобы напомнить парню, что он забыл слово «сэр», но, подумав, промолчал. Вправе ли он требовать от этого человека строгого соблюдений правил поведения? Он же весь избит. И это еще не конец его испытаниям. Скоро вон вылетит со службы с волчьим билетом. Что-то его ждет там, на гражданке?
— На-ка вот, — он протянул солдату небольшой сверток. — Тут примочка и ваты немного. Пригодится.
— Не надо, спасибо. — Уэйт даже не шелохнулся. Потом, подняв руку, снова натянул полотенце на лицо.
Несколько мгновений сержант смотрел на лежащего солдата. Было как-то не по себе, а рука все еще протягивала сверток…
— Ты знаешь, — наконец снова заговорил он. — Уда-лось добиться, чтобы увольнение с позором тебе заменили увольнением при нежелательных обстоятельствах. А это уж не так плохо. Во всяком случае, не то что с позором. — Уэйт продолжал молчать. — Конечно, сейчас это тебя не особенно беспокоит. Вроде бы что в лоб, что по лбу. Но потом убедишься, какая разница. Особенно если станешь искать работу. Не раз еще вспомнишь, вот увидишь.[22]
Он подождал минуту-другую, подумал, что бы еще сказать, но ничего толкового не приходило на ум. Он знал, что Уэйт считает его тоже виновным во всем том, что с ним случилось. Да только какой смысл пытаться его разубеждать, доказывать, что Мидберри сделал все, чтобы облегчить его участь. Вон хотя бы даже формулировка увольнения. Ведь если бы не он… Что он, для себя, что ли, старался? Для этого, вот парня, а он теперь и знать его не желает, морду вон воротит.
Мидберри никак не мог понять, что случилось с Уэйтом. Что заставило его так круто измениться? Буквально ведь на глазах стал совершенно другим человеком. Каких-то десять недель тому назад это был обычный парень, образцовый новобранец, исполнительный командир отделения. В общем, именно такой солдат, из которого может получиться настоящий морской пехотинец. И вдруг такая перемена…
— После обеда за тобой оттуда должна машина прийти. Ты все уже собрал?
Уэйт снова ничего не ответил, только слегка кивнул головой.
Сержант понял, что ему больше нечего здесь делать, и молча отошел от солдата. Вернувшись в сержантскую, решил написать письмо домой. Он писал родителям, что у него все в порядке, взвод заканчивает курс обучения и сейчас усиленно готовится к выпуску. В общем, дела идут отлично, и не исключено, что взвод, заняв первое место по стрельбе, и в строевой тоже не подкачает, завоюет переходящий вымпел.
Когда Магвайр с солдатами вернулся с завтрака, Мидберри уже закончил свое послание. Они оба быстро переоделись в парадно-выходное обмундирование. Магвайр управился первым и, подойдя к большому зеркалу, внимательно стал рассматривать свое отражение. Только тут Мидберри увидел, сколько же у него наград — колодка с ленточками переливалась всеми цветами радуги.
— Ух ты! У вас прямо фруктовый салат на груди, — дружески улыбнулся он штаб-сержанту. У него на мундире красовалось всего одно отличие — медаль «За примерную службу».
— Да ну его, дерьмо все это. — Магвайр даже рот скривил. — Нашел о чем говорить. Послужишь с мое, не столько заработаешь. Вот только бы войну бог послал. Одну хорошенькую войну со стрельбой, и все будет в порядке. Только бы стрельбы побольше. Враз нахватаешь наград, вот увидишь.
Когда взвод возвратился в кубрик, Уэйт снял полотенце с лица, свернул его в несколько раз и положил на лоб. Он не думал, что у кого-то хватит смелости напасть на него средь бела дня, но лишняя предосторожность все же не повредит. Глядеть надо в оба. Правда, солдатам сейчас явно не до него — все чистили парадно-выходное обмундирование, готовились к построению.
Адамчик стоял у изголовья койки. Все его внимание было сосредоточено на галстуке, он усиленно старался не встречаться глазами с Уэйтом. Покончив с галстуком, занялся фирменным зажимом, потом вытащил надраенные до блеска выходные ботинки и принялся наводить на них новый глянец.
Ненависть, что кипела в душе Уэйта к этому человеку, уже прошла. Рыжий был простой пешкой в игре, которая называется жизнь. И именно быть пешкой учили его сержанты-инструкторы. Да и сам Уэйт тоже немалую роль в этом сыграл. Так можно ли после этого винить парня, что он поступил именно так, как он сам десятки раз твердил: думай только о себе и плюй на всех других. Он именно так и делает. Выходит, что и ненавидеть его теперь не за что. Скорее даже пожалеть можно.
…Взвод быстро приготовился к построению. Когда Магвайр с маячившим у него за спиной Мидберри вошли в кубрик, солдаты уже сами выстраивались вдоль коек. Раздалась команда:
— Смирно! — Солдаты вытянулись во фронт. Магвайр быстро прошел вдоль одной шеренги, Мидберри проверил другую.
— Добро! — Сержанты были удовлетворены внешним видом. — Выходи строиться! В колонну по одному… Первое отделение — головным, остальные — за ним… Нале… во! Бего-ом… арш!
Лежа на койке. Уэйт глядел, как одетые в выходные мундиры солдаты один за другим пробегали мимо. Когда выбежал последний и за ним вышли оба сержанта, он осторожно приподнялся и сел на койке. Протянул руку и подтащил к себе лежавший в ногах уже уложенный вещмешок, привалил его к ножке койки. Он слышал, как снаружи Магвайр крикнул «Смир-рна!», потом «Направо!», слышал, как дружно двинулся взвод, четко печатая шаг на асфальте. Постепенно эти звуки затихли вдали, и в кубрике вновь воцарилась тишина.
"...В то время я была наивной и легкомысленной, какой в свои девятнадцать лет может быть неискушенная в жизни девушка. Работала конторщицей и жила с нелюбимым мужем. Вернее, я тогда еще не знала, что не люблю его, верила, что люблю, и страдала. Страдания эти были больше воображаемыми, чем реальными, и сейчас, спустя много лет, вспоминая о них, я не могу удержаться от улыбки. Но что поделаешь, воображение для молодой девушки многое значит, так что я не могу обойти его, должна примириться с ним, как с неизбежным злом. Поэтому в своем повествовании я не избежала доли сентиментальности, которая сейчас мне самой не по душе.
Роман известного немецкого писателя Вилли Бределя (1901—1964) «Отцы» возвращает читателя к истории Германии второй половины XIX — начала XX вв. и дает наглядную картину жизни и быта германского пролетариата, рассказывает о его надеждах, иллюзиях, разочарованиях.
Роман видного современного югославского писателя Дервиша Сушича «Я, Данила» (1960) построен в форме монолога главного героя Данилы Лисичича, в прошлом боевого партизанского командира, а ныне председателя сельского кооператива. Рассказчик с юмором, а подчас и с горечью повествует о перипетиях своей жизни, вызванных несоответствием его партизанской хватки законам мирной жизни. Действие романа развертывается на широком фоне югославской действительности 40—50-х годов.
Без аннотации Ноэль Хиллиард — ярый противник всякой расовой дискриминации (сам он женат на маорийке), часто обращается к маорийской теме в своих произведениях — как в романе «Маорийская девушка», так и в рассказах, часть которых вошла в настоящий сборник.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.