Чертово лето - [26]

Ага, значит, горничная сейчас побежит наверх, караулить пленницу, а пленницы нет — сбежала. У меня больше нет времени. Оставаться в чулане нельзя — меня найдут максимум через полчаса. К тому же, мне просто необходимо попасть в кабинет… Теперь уже не для того, чтобы подслушивать, о чем будут говорить мои враги. Мне нужно понять, существует ли на самом деле завещание моего папеньки, и, если получится, выкрасть его.

Сердце колотилось в моей груди, как птичка. Суматоха в коридоре, похоже, улеглась — теперь шаги и голоса звучали тише и дальше. Я самую капельку приоткрыла дверь чулана и посмотрела в щелку между петлями. Слава Богу, кажется, никого.

Просочившись наружу, я на цыпочках побежала в сторону кабинета. Дверь комнаты охраны была закрыта, и телевизор выключен. Мне казалось, что мои легкие шаги звучат в тишине коридора слишком громко. Наконец дверь кабинета сверкнула передо мной своей начищенной медной ручкой.

Оглянувшись, я приникла к замочной скважине. В маленьком отверстии, в котором, к счастью, отсутствовал ключ, я увидела краешек стола и там, на столе, какие-то бумаги. Увидев их, я забыла про всякую осторожность, распахнула дверь и вбежала в кабинет. Во мгновение ока очутившись у стола, я схватила раскрытую кожаную папку. Есть!.. Это оно. Выглядит подлинным. Печати, подписи — все на месте. Не раздумывая, я засунула папку за пазуху и, придерживая ее рукой, чтобы не вывалилась, устремилась к двери.

Мне срочно следовало куда-то исчезнуть, поэтому я сделала то, что на моем месте сделала бы любая женщина: открыла первую попавшуюся дверь и, увидев ведущие вниз ступеньки, запрыгала по ним куда-то в темноту.

В голове у меня было очень мало мыслей в ту секунду. Меня вело какое-то подобие инстинкта, утверждавшего, что в любом помещении, будь то прачечная, кухня, комната прислуги или подвал, должны быть окна. Значит, я смогу вылезти в окно. На улице ночь. Костюмчик на мне серенький, сниму белые тапочки — и никто не заметит меня в темноте…

Ступеньки кончились, передо мной была тяжелая дверь.

Тупик?.. Но в замочной скважине торчал древний ключ. Я, не раздумывая, повернула его и толкнула тяжелую дверь.

Видимо, раньше это помещение использовалось в качестве ледника — там было холодно, пусто, с потолка свисали крючья для колбас и мяса. И на одном из этих крючьев… О, Господи!.. Ноги у меня подкосились, и я сползла по стенке вниз. Сидя на полу и стуча зубами, я смотрела на человека, подвешенного на мясном крюке. Руки и ноги у него были связаны, грязная окровавленная голова свешивалась на грудь. На нем были одни изорванные джинсы, и голый торс был весь покрыт коркой засохшей крови. Я не знала, жив он или мертв, но я должна была встать и убедиться.

«Вставай!» — приказала я себе и встала, едва держась на ногах, плача от страха, подошла к висящему, вытянулась на цыпочках и приподняла его голову.

За моей спиной раздался приглушенный вскрик. Я вздрогнула и оглянулась через плечо: в дверях стоял Энди Саарен. Его глаза выглядели совершенно черными в свете тусклой подвальной лампочки. Он сделал пару стремительных шагов, я отшатнулась, но он не обратил на меня внимания. Схватив голову подвешенного двумя руками, он заглянул в его лицо, и я услышала, как скрипнули его зубы.

Не глядя на меня, Энди начал возиться с веревками и крюком. Я поняла, что он хочет снять подвешенного, и решила, что мне здесь больше нечего делать. Не спуская глаз с Энди, я стала отступать к двери, но в этот момент он повернулся и сказал сквозь зубы:

— Ну, что стоишь? Помоги!..

Глава 15

Боком подвигаясь к Энди, я вдруг подумала, что впервые услышала его голос. Даже на танец он приглашал меня молчаливым кивком и вежливой улыбкой. Тем же кивком и улыбкой он ограничился и тогда, когда Алекс представлял его мне.

Придерживая ноги подвешенного, как мне велел Энди, я тряслась от страха. Что будет, если нас здесь поймают? Меня, разумеется, тут же отволокут в спальню и сделают какой-нибудь веселый укольчик, а вот что будет с Энди, я даже представить себе не могла. Может быть, Алекс прикажет и его подвесить тоже? В том, что именно Алекс является главным во всей этой афере, я нисколько не сомневалась.

Энди удалось распутать веревки, и тело подвешенного тяжело рухнуло на нас. Основной удар принял, конечно, сам Энди, но я все равно покачнулась и чуть не упала — скорее, от страха и отчаянья, чем от тяжести.

— Держись, пожалуйста, — бросил Энди таким тоном, как будто я была его надоевшей до чертиков родственницей из глубокой провинции.

Он склонился над телом и рвал веревки, стягивающие синие распухшие запястья. При взгляде на эти запястья меня затошнило, но я взяла себя в руки и выпрямилась.

— Он жив? — спросила я, стараясь, чтобы дрожи в моем голосе было не заметно.

— Пока да, — отрывисто ответил Энди, осторожно похлопал лежащего по щеке и позвал: — Эдик!.. Ты меня слышишь?.. Это я, братишка…

Я осторожно покосилась на лицо подвешенного. Да, это был лже-Ян, точнее — Эдуард, хотя узнать его после всего выпавшего на его долю в этом подвале было довольно трудно.

Он тихо застонал и попытался ворочаться.