Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии - [34]

Будучи призван на действительную службу, вчерашний абитуриент исключительно трудно вживался в армейскую действительность. Ему долго не давалось умение туго наматывать портянки и быстро, ровно подшивать подворотничок. Строевым шагом солдат топал, «будто ему лом в задницу воткнут», — как однажды метко выразился майор Чемборис. На стрельбах из автомата, нажимая спусковой крючок, рядовой боязливо жмурился и упорно отправлял почти все пули «за молоком». А когда вновь сформированная рота по сигналу тревоги впервые выдвигалась в район рассредоточения, сослуживцам в конце трехкилометрового марша пришлось в буквальном смысле тащить выбившегося из сил товарища и его амуницию на себе.

При всем при том памятью и кругозором несостоявшийся историк обладал феноменальными. Имел место случай: однажды Барзинчук самолично проводил во взводе Санталова показные занятия все по той же общественно-государственной подготовке. И — редкий для ОГП момент! — подполковнику тогда вопрос задали: какова дальнейшая судьба крепости Измаил была, после взятия ее Суворовым? Вроде бы триумфально завоевали, а дальше о ней — нигде и ничего. Проясните, значит…

Тут старший офицер сильно призадумался и забормотал что-то вовсе не в тему. А рядовой Перепелкин — ты гляди! — руку тянет. Что такое? Солдат встал и не хуже профессора лихо излагает:

— По Ясскому мирному договору, подписанному в декабре 1701-го, Измаил был возвращен Турции.

— За что ж тогда россияне кровь проливали? — уже закономерно слышится новый вопрос из рядов слушателей.

— По этому же договору, — толкует дальше знаток-эрудит, — за Россией закреплялись обширные территории. То же Причерноморье, включая Крым, земли между Южным Бугом и Днестром. Плюс — Турция от своих претензий на Грузию отказывалась. Подписанием Ясского мира третья русско-турецкая война — а всего их было шесть — и вовсе завершилась. Измаилом же пришлось тогда пожертвовать ради куда большего…

— Вот-вот, молодец, я как раз это самое и хотел сказать, — перехватил тут инициативу Барзинчук. — Да ты садись, садись… Кстати, императрица Екатерина Вторая для награждения за подвиги, совершенные при взятии Измаила, специально учредила офицерский золотой крест «За храбрость».

— И вовсе он назывался «За отменную храбрость», — уж совсем некстати встрял прямо с табурета Перепелкин. И этого, конечно, ему не простили.

— Товарищ рядовой! — поставил чересчур знающего солдата во фрунт главный воспитатель полка. — За недисциплинированный выкрик с места объявляю вам два наряда вне очереди на службу! Командир взвода! Сегодня же привести приказ в исполнение!

И после занятия еще яро возмущался:.

— Откуда такой языкатый выискался? Тоже мне, развел умняк на роже! Зато форма сидит, как на корове седло! И сапоги крема просят! И вообще…

И вообще: непреложную истину с бородой, о том, что начальник всегда прав, а в армии — вдвойне, Санталов и попытался втолковать позднее возмущенному рядовому, у которого глаза от незаслуженного — на его взгляд — наказания подозрительно блестели.

— Ведь наряды он мне ни за что? — в унисон вопросу-утверждению вытянул тонкую шею Перепелкин. — Разве ж я неверно сказал?

— Не берусь судить, — ушел от прямого ответа Виктор. — По русско-турецким войнам специалист небольшой. Однако вышло в итоге неловко… — Невольно поморщился и козырнул цитатой, приписываемой петровскому уставу:

— «Подчиненный, перед лицом начальствующим, должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». Мысль хоть и царская, зато для любой армии справедлива. Быть умнее старшего вредно. Всегда. Ни-зя-а! Теперь-то хоть ясно?

— Никак нет! — надрывно возмутился подчиненный. — Придурковатого из себя корчить? Это же оскорбительно! И низко! И глупо! Классик как говорил: «Служить бы рад — прислуживаться тошно!» Нет, ни за что!

— На нет и суда нет, — быстренько попытался свести ситуацию к шутке-прибаутке командир взвода, постаравшись пропустить мимо ушей «классика». — И в целом: обсасывать ситуацию тоже нет ни смысла, ни времени… — Не удержавшись, добавил: — Тем паче, с тобой очень трудно разговаривать.

— Ага, конечно. Так всегда утверждают, когда в дискуссии дальше аргументировать нечем, — враждебно заявил нарядчик.

— Ну, знаешь! На «гражданке» дебатировать будешь! — менторски одернул Санталов. — Пока же — изволь исполнять приказ старшего. Выкрик-то с места был? Был! Следовательно… Сегодня же заступишь дневальным по роте. Да заруби: отслужишь свое, отучишься — трудиться опять-таки в коллективе придется. А там, при любом раскладе, свое начальство. Так что неизвестно еще, где беспристрастности окажется меньше. Особенно если в частных лавочках. — Подумал и дополнил: — Тебе лично надо было очень постараться в вуз поступить. Не смог — что ж, служи как все, без высовываний. Свободен!

На том инцидент исчерпался. Хотя нет: наряды наказанный пронес без особых замечаний. Главное же — «умников на роже» больше не разводил. По крайней мере, во время занятий. Зато обиженно замкнулся в себе.

И вот — пожалуйста: заполучите самовольную отлучку! А это вам не абы что, а серьезнейшее нарушение воинской дисциплины, которое впоследствии отрикошетит не только по непосредственному виновнику.