Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX — начала XX века - [22]
Если отделить от этих рассказов то, чем страх неминуемо украшает произведения своей фантазии, здесь не было ничего необыкновенного и сверхъестественного.
Разбойники всегда жестоки, а вожак шайки мог присвоить латы барона.
Однако некоторые признания умирающего разбойника, взятого в плен, превзошли всякую меру и заставили призадуматься самых недоверчивых. Вот его исповедь.
«Я, — сказал он, — принадлежу к знатному семейству. Заблуждения молодости, безумная расточительность, а под конец и преступления навлекли на меня гнев родственников и проклятие отца, который, умирая, лишил меня наследства. Очутившись один и без всяких средств, я послушался бесовского наущения и решил собрать несколько молодцов, бедных и одиноких, как я, которые согласились бы исполнять мои приказания, соблазнившись привольной, веселой и беззаботной жизнью. Мои же намерения заключались в том, чтобы набрать шайку молодых удалых людей, беспечных и не робеющих перед опасностью, и жить с ними за счет округи, полагаясь на свою храбрость, до тех пор пока Богу не угодно будет распорядиться каждым из нас по своему усмотрению, что и случилось теперь со мной. Вот почему мы решили совершать набеги именно здесь и выбрали для своих сборищ развалины замка не только за его выгодное положение, но еще и потому, что суеверный страх оберегал его от народа. Однажды ночью, когда мы собрались под разрушенными сводами вокруг пылающего костра, который освещал красноватым светом пустынные галереи, у нас завязался горячий спор о том, кому быть вожаком. Всякий ссылался на свои заслуги; тогда я предъявил свои права. Одни роптали, грозно поглядывали друг на друга, другие бранились охрипшими от вина голосами и хватались за рукоять кинжала, желая разрешить им спор. Как вдруг мы услыхали странный звон оружия, и вслед за тем раздались глухие, тяжелые шаги, которые все приближались. Мы тревожно оглянулись, вскочили и подняли кинжалы, решив постоять за себя, но замерли неподвижно, когда увидали, что к нам ровной и мерной поступью подходит высокий человек в латах, с опущенным забралом, вооруженный с ног до головы. Он обнажил меч, который едва могли бы поднять два обыкновенных человека, положил его на обломок упавшего свода и воскликнул глухим могучим голосом, подобным шуму подземного водопада: „Если кто-нибудь из вас отважится стать вожаком, пока я обитаю в замке, пусть он возьмет этот меч, символ власти“. Все молчали, но, когда прошли первые минуты изумления, мы с громкими криками провозгласили его нашим вожаком и предложили ему кубок вина, от которого он молча отказался, может быть, потому, что не хотел открывать лицо, которое мы тщетно старались рассмотреть сквозь железное забрало. В ту же ночь мы произнесли самую ужасную клятву, а на следующую начались наши похождения. Таинственный вожак всегда впереди. Огонь его не берет, опасности не устрашают, слезы не трогают. Он никогда не говорит ни слова; лишь когда руки наши в крови, когда рушатся храмы, пожираемые пламенем, когда обезумевшие женщины мечутся среди развалин, а дети испускают отчаянные крики, когда старики гибнут под нашими ударами, — лишь тогда отвечает он зловещим и страшным смехом на стоны, проклятия и жалобы. Никогда, даже после победы, он не оставляет оружия и не подымает забрала, не пирует с нами и не предается сну. Мечи, направленные против него, вонзаются в латы и не только не ранят его, но даже не окрашиваются кровью. Когда огонь накаляет докрасна его наплечники и кольчугу, он бесстрашно идет среди пламени, разыскивая новые жертвы. Он презирает золото, ненавидит красоту и не ведает честолюбия. Некоторые из нас считают его сумасбродом, другие думают, будто он разорившийся вельможа, скрывающий лицо из стыда, а есть и такие, кто убежден, что это сам черт».
Рассказчик умер с насмешливой улыбкой на устах, не раскаявшись в своих прегрешениях. Многие его товарищи последовали за ним на плаху в разное время; но страшный вожак, к которому присоединялись новые и новые разбойники, не прекращал разрушительных набегов.
Несчастные жители все больше отчаивались и не знали, на что им решиться, чтобы разом покончить с бедою, которая становилась невыносимее день ото дня.
Как раз около селения, в глубине густого леса, жил в то время отшельник; он поселился в маленьком скиту, посвященном святому Варфоломею, и вел благочестивую, добродетельную жизнь. Народ считал его праведником, ибо он давал мудрые советы и нередко предсказывал будущее.
Полагаясь на осторожность и ум почтенного отшельника, жители Бельвера попросили его решить их трудную задачу. Испросив помощи у своего покровителя, который, как вам известно, знает черта очень хорошо и не раз давал ему жару, старец посоветовал им спрятаться ночью у подножия каменистой тропинки, вьющейся по утесу, на вершине которого стоял замок, но наказал, чтобы они не пускали в дело никакого оружия, кроме чудотворной молитвы, которую он велел выучить наизусть. По преданию, с помощью той самой молитвы святой Варфоломей взял власть над чертом.
Все это было исполнено в точности, и результат превзошел ожидания: не успело солнце озолотить высокую бельверскую башню, как жители уже собрались на главной площади и рассказывали друг другу с таинственным видом, как прошедшей ночью привезли на муле знаменитого вожака разбойников, крепко связанного по рукам и ногам.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.
В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.