Черточка к черточке - [10]

размножения, весь этот предварительный свет его, сияние его, какой запечатлен так прекрасно и благородно в Библии: именно благородное-то она и возненавидела, оставив одни «истицания», при которых брак не различается от онанизма и содомии, где он есть воистину человеческое скотоложство (любимая форма совокуплений в монастырях). Вот эта переработка брака, установленного Богом и прославленного в Библии, поэтического, глубокого, мистического в христианское скотоложство, которое объявляется «законным», будучи совершено при участии попа и с уплатою ему денег, — и составляет историческое дело Церкви в отношении к семье. Скотоложство — и ничего более! Причем и невеста-жена — скот, приводимый на постелю после «благословения», и жених-муж входит в спальню как скот же: ибо чтó же другое он, просто мужчина, может чувствовать к просто девушке, раздетой и голой, перед ним положенной на кровать и к которой ему не позволено было ранее приблизиться духовно, ласково, любяще, любуясь, уважая, доверяя… «Соверши с нею истицание: это и есть христианское супружество», — учила Церковь, учила всегда. Тут что-то содомско-развратное в мысли, тут возмутительная подтасовка заповеди Божией и во главе всего забвение этой главной мысли брака: «создадим ему (Адаму) помощницу, соответственную ему». Вот «соответствие»-то и выкинула Церковь, — выкинула любовь, связанность, гармонию душ и тел; и оставила одну конюшню, отвечающую развратному «нюху» ее. Забывая, что в Библии любят, «нравятся», любуются, — что там играли на тимпанах и кимвалах, на «псалтири» (арфа), танцевали (Давид перед ковчегом завета) и пели песни (Деворра и Мариам), что там любовь и горячие ласки сливались с религиею и выливались в религиозные формы («Песнь Песней»), — автор-протоиерей все эти приближения супружества, световые его оттенки, его «предисловия» и «введения» уравнивает с… матерною бранью!! Но я цитирую рубрики главы, которая носит характерно христианское заглавие: «Обязанности любви к ближним и самому себе в отношении целомудрия и вообще нравственной жизни»:

ВИДЫ СЕРДЕЧНОЙ ПОХОТИ

Блудные помыслы.

Возжделенные взгляды на другой пол.

Чтение книг, располагающих к незаконной любви.

Блудные разговоры.

Сквернословие (матерная брань).

Любовные песни.

Страстная музыка.

Бесстыдные танцы — пляска и такие же зрелища.

Любовная переписка и списывание любовных стихов.

Слишком короткое обращение с другим полом.

Желание прельстить собой другой пол.

Ухаживанье за женским полом.

Любопытство на чужую обнаженность.

Соблазн на собственную наготу.

Неотклонение себя от живых соблазнительных картин плотской похоти.

Украшение дома, особенно спальни, соблазнительными картинами или статуями.

Искусственное разжение похоти.

Нескромная одежда.

Замечу, что все это у нас стало действительно лакейским (как и автор говорит об этом и даже называет это лакейским языком, в лакейском тоне), однако именно от не внесения сюда религии. Христианство, отвергнув, по существу, все, не допустило сюда божеского света и просвещения: и все пало в тьму! Между тем, по существу, все это, чтó исчисляет и осуждает автор, — есть правда, должное, необходимость: и «помыслы», и «вожделенные взгляды на другой пол», и «книги, располагающие к любви», и «разговоры», «песни», «музыка», «танцы», «переписка» и «любовные стихи», «короткое обращение с другим полом», «желание прельстить собою другой пол», «ухаживание за женским полом», «соблазн на чужую обнаженность», «украшение дома, особенно спальни» (только действительно не «картинками», которые были бы «подобиями», «кумирами»), «одежда» или полураздетость и вовсе раздетость в соответственном месте и с соответственным лицом или лицами. Но только все это должно быть не на площади и улице, а в храме и храмах, должно быть не намалеванным на вывесках балагана или цирка, а иметь место в церковных процессиях, как наши теперешние «крестные ходы», «крещение», «миропомазание», где тоже есть движение и обнажение плоти, но все постное, все не в отношении к главной заповеди Божией, а «наше», выдуманное. Приведу пример. В библейскую эпоху всякая израильская семья выжидала у сыновей и дочерей появление «волос отрочества», которыми назывались первые три волоса, появлявшиеся на лобке над детородными органами. День этот считался днем возможного супружества, наставшей поры его. Тогда родители отводили отрока или отроковицу в Храм, в эту таинственную «Скинию свидения» (встречи, свидания человеков с Богом), и здесь священник закалал жертвенного агнца «во всесожжение Господу», причем три первые волоса сбривались над шерстью закланного агнца и шли в жертву Богу вместе с ним. Как трогательно, просто, нужно: какая мысль у каждого мальчика, у девочки, еще так невинных и чистых, когда они видят, что священник отделяет нечто от детородных их органов, отделяет в храме, т. е. как бы у нас на литургии, и дает это отделенное в «благоухание Господу» (все жертвы приносились в «благоухание Господу»). При этом, естественно, и мальчик и девочка не могли не обнажиться. Это было в «Скинии свидения», а Бог был «супругом Израиля» (постоянный тезис всех пророков)… Совсем другое чувство, чем в наших «крестных ходах», где духовенство только показывает черни свои раззолоченные спины (ризы). Но этого было недостаточно: в «свидении с Богом» должны были участвовать не только 11-летние отроки и отроковицы, но и взрослые мужчины и женщины; и вот через Моисея Бог установил «закон назорейства». В тот же храм приходили израильтяне и израильтянки, мужья и жены, и таким же способом, как это делалось с отроками, священник «сбривал кругом волосы со всего их тела» (текст повеления Божия через Моисея), т. е. как само собою понятно — он сбривал их на голове и около детородных органов, где они и вырастают почти исключительно, после чего евреи обязывались не вкушать вина и какого-то «сикера», пока волосы не отрастут вновь. Как мы «до страсти любим ходить на исповедь», так у евреев, судя по записям в Талмуде, развивалось до страсти это «назорейство», и они спешили снова и снова приходить в Храм и давать «в обоняние Богу» этот волосяной покров своего тела. Невольно все это сопровождалось обнажениями: как, «сбросив с себя одежду», нескромно плясал Давид перед ковчегом завета. Вообще обнажения были косвенные, не прямые, не с