Черта - [97]

В отличие от других городов Российской империи, здесь никогда не было еврейских погромов. Это вполне можно объяснить как дисперсным расселением евреев, так и стремлением царской администрации поддерживать порядок в столице – «витрине» империи. В 1860-е годы еврейское население Петербурга в языковом и социальном отношении было достаточно похоже на население черты оседлости: почти 100 % называли родным языком идиш; среди евреев преобладали мелкие торговцы и ремесленники, а среди последних – портные. Однако в последующие десятилетия картина непрерывно менялась: еврейская община Петербурга все дальше отрывалась от традиций еврейского населения Западного края. К 1910 году доля петербургских евреев, называвших идиш родным языком, снизилась до 55 %. Среди ремесленников появилось множество представителей квалифицированных, «новых» профессий: часовщиков, ювелиров, граверов, печатников, фармацевтов, фотографов. В то же время в среде заводского пролетариата Петербурга евреи почти не были представлены.

Высшее образование давало право жительства, и это вызвало резкий скачок численности обладателей «интеллигентных» профессий среди еврейского населения Петербурга. Но государственная служба была для евреев практически закрыта – в многочисленном столичном чиновничестве евреи не были представлены вовсе, – а в армии и полиции еврей мог дослужиться только до унтер-офицерского звания (такие случаи были достаточно частыми). Исключением были военные врачи – выпускники Военно-медицинской академии (в царствование Александра III евреев перестали допускать в число ее слушателей), а в гражданской сфере – сотрудники Императорской публичной библиотеки и некоторых других учреждений. Запрет на государственную службу приводил к тому, что выпускники университетов из числа евреев пополняли список лиц «свободных профессий»: это были в основном адвокаты, врачи, инженеры на частных заводах. В 1913 году евреи, доля которых в населении Петербурга была всего 2 %, составляли 22 % присяжных поверенных, 44 % помощников присяжных поверенных, 17 % врачей и 52 % дантистов.

Еврейские банкиры, финансисты и подрядчики играли огромную роль в жизни Петербурга как финансовой столицы империи. Они же, как правило, были лидерами местной еврейской общины, ходатаями перед властями по делам всего российского еврейства и основными спонсорами городских и общероссийских еврейских организаций. Очень небольшое число евреев, либо по выслуге соответствующего чина (например, востоковед Абрам Гаркави), либо представленные к орденам за значительные благотворительные пожертвования (например, Поляковы), могли получить личное и даже потомственное дворянство[118]. Именно богатые и очень богатые семьи были создателями и основными жертвователями большинства еврейских благотворительных организаций Петербурга; еврейские филантропы славились тем, что жертвовали деньги не только на национальные, но и на общероссийские благотворительные организации.

Все перечисленные выше ограничения на проживание и профессию не распространялись, естественно, на крестившихся евреев. И хотя, несмотря на очевидную материальную выгоду крещения, большинство евреев, даже из числа далеких от религии либеральных интеллигентов, не спешили перейти в христианство, выкрестов в столице было довольно много. В частности – бывшие кантонисты, крещеные еще в армии, детьми, и дослужившиеся до офицерских и даже до генеральских чинов. Многие индифферентные к религии евреи из карьерных побуждений крестились в лютеранство – этот акт был существенно более формальным, чем переход в православие, и не предполагал для нового христианина серьезного духовного надзора. После Февральской революции часть крещеной еврейской интеллигенции демонстративно вернулась к иудаизму.

Поскольку, в отличие от городов черты оседлости, условием проживания евреев в Петербурге было наличие имущественного или образовательного ценза, их процент среди обитателей городского «дна» был весьма невелик. Единственным исключением были еврейки-проститутки, составлявшие вторую после русских по численности группу в этом сообществе. Следует заметить, что в большинстве своем они были крещеными, то есть потерявшими связь с семьей и традиционной средой.

В Петербурге никогда не было еврейского квартала, но были районы, в которых евреи предпочитали селиться. Например, часть Коломны вдоль Садовой улицы за Сенной площадью и за Мариинским театром, где процент еврейского населения был в четыре раза выше среднего по городу, считалась районом еврейской бедноты, мелких ремесленников и торговцев. Поскольку он прилегал к синагоге, здесь была сосредоточена наиболее традиционная часть еврейской общины. Конечно, в Петербурге не могло быть и речи о ношении традиционного платья, но, судя по воспоминаниям, в середине XIX века в Коломне еще можно было встретить евреев, идущих из синагоги, не снимая талесов[119], как в патриархальных местечках Западного края. В конце XIX века здесь проживала половина, а в 1910 году уже не более четверти всего еврейского населения города, но именно в Коломне процент тех, кто называл идиш родным языком, был самым высоким. На Садовой, на Екатерингофском проспекте (ныне проспект Римского-Корсакова) и на Екатерининском канале (ныне канал Грибоедова) размещались десятки кошерных кухмистерских, ресторанов, лавок, которые невозможно было встретить в других районах города. В начале ХХ века новым местом компактного еврейского расселения стали улицы, прилегавшие к Николаевскому (ныне Московскому) вокзалу.