Черный завет. Книга 2 - [48]

Еще миг — и от Мары не осталось ничего, кроме груды бесформенных костей.

3

Если бы Роксана лично не убедилась в том, что старуха сгорела в доме, то возникшие препятствия легко объяснялись бы ее происками. Как порождение ночных кошмаров в обозримой дали высился замок — самое нелепое творение из всего, что доводилось когда-либо видеть.

Крепостная стена, высокая и неприступная окружала замок. Множество башен, башенок, вышек лепилось к центральному зданию. Как ребенок строит из речного песка дом, и не имея четкого замысла пристраивает к нему новые и новые детали — так и неведомый строитель возвел то, чему не было названия. Словно осознав порочность будущего строения, творец для пущей убедительности приготовил для него подпорку — основание замка опиралось на скальный выступ, откуда брала начало каменная гряда.

Хуже всего, что как ни крути, а идти предстояло мимо дивного творения. Лес, пусть небезопасный, но знакомый внезапно кончился. Каменная гряда начиналась у замка и простиралась далеко на восток, в то время как на западе несла свои бурные воды река, берущая начало в горах. Мутный поток то и дело цеплялся за пороги и нечего было и думать о том, чтобы переправиться, используя подручные средства. Пологий берег, до того вполне мирно соседствующий с кромкой леса, круто поднимался, словно искал приюта у стен замка. Глубокий ров, заполненный оттоком из реки, обегал неприступный замок у крепостной стены. Узкая, но такая нужная тропа, вела на юг, мимо окованных железом ворот.

Путники остановились на ночлег в лесу, недалеко от излучины реки. Там, где еще пологий берег спускался к воде, стремительно набирающей силу, чтобы после поворота втиснуть бурный поток в узкий пролив между отвесными скалами.

Роксане понадобилось время чтобы разобраться в том, как продолжить путь. К тому же малочисленный отряд нуждался в отдыхе, после того бешеного перехода, что она устроила мужчинам. Если их гнало вперед неприятное воспоминание от близкого знакомства с Марами-морочницами, то ее толкало в спину нечто большее.

В первый день пути девушка не могла отделаться от мысли, что старуха не сгорела, погребенная под рухнувшей крышей дома. Это душа светлой знахарки спокойно устремляется вверх и обретает вечный покой в Небесной обители. А душа той, кто по собственной воле отказался от благословенного ремесла, наверняка могла пакостить и после смерти.

Напрасно кочевник, почуяв ее состояние, обмолвился на вечернем привале о том, что сожжение ведьмы — залог успокоения.

— Я знал знахарку. Ее звали Гульнара, — громко, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Ханаан-дэй. — Огонь — покой для ведьмы.

— Огонь — для любого покой, — буркнул Леон, также не глядя на кочевника. — Почему же у вас обычай — сжигать умерших? Вы же лишаете их загробной жизни.

На памяти Роксаны это был первый вопрос, с которым парень обратился к грозному кочевнику. Ради заключенного с собой пари — ответит тот или не снизойдет до ответа, она отвлеклась от созерцания разгорающегося костра и посмотрела на кочевника, занятого свежеванием зайца. Правда, долго смотреть не смогла. Вид лишенного кожи тельца вызвал у нее приступ тошноты — некстати вспомнилось обезглавленное тело Мары.

— Мы лишаем умерших не загробной жизни, — через силу заговорил кочевник и спор с собой Роксана проиграла. — Душа отлетает и ничто ей не помеха. Мы лишаем тело мучений после смерти. Кто пожелает родственнику зла? Ночные девы, или по-вашему, Мары-морочницы — тому пример.

— Тело… пустяк. А вот как быть с душой? У погребенного человека душа устремляется в Небесную обитель. А у сожженного — пусть тело и не станет одним из Отверженных, зато душа покоя не знает. Вот и пример, далеко ходить не надо: Шанди — волки-оборотни, в которых вселяются души умерших степняков, — расхрабрился Леон.

Однако кочевник замолчал и не сказал больше ни слова. Из того, как резко он насадил зайца на подготовленный остро заточенный вертел, Роксана сделала вывод: опять разозлился сам на себя. Вот ведь не успокоится никак человек. Казалось бы — лес молчит, костер горит, мясо жарится — оставь злобу на потом, дай себе отдохнуть! Так нет же — забудется, и себе же простить не может.

Роксана махнула на него рукой и ответила Леону.

— Шанди — оберег. Хоть и оборотень. Если семья в опасности, родственники вызывают душу умершего. Она вселяется в волка и оберегает всех от напастей. Для любого степняка быть после смерти Шанди — почетная обязанность.

Кочевник выстрелил в нее взглядом, покривил губы в двусмысленной улыбке, но промолчал. Видать, более или менее, его удовлетворило ее объяснение.

— Не знаю, — задумчиво протянул Леон, — понравилось ли бы мне после смерти, вместо того, чтобы наслаждаться отдыхом в Небесной обители, волком скитаться по земле.

На сей раз кочевник не сдержался.

— Веррийцы, — презрительно бросил он и отодвинул зайца от прямого огня.

И ушел. Спина не дрогнула от двух пар глаз, провожавших его. Горящих неприкрытой ненавистью — Леона и заинтересованных — Роксаны.

Наблюдая за тем, как скрылся кочевник в густой поросли деревьев — и ветка не дрогнула, Роксана вдруг с такой очевидностью поняла, что удивилась даже сама — как она могла этого не замечать? — что за показной жестокостью может скрываться что угодно. Но самый интересный вопрос — что же за этим скрыто, так и остался без ответа. Как она ни напрягалась, дальше того, что оказывается, кочевник тоже человек, ее фантазия не шла…