Черный занавес - [13]

– Кто знал об этих работах? – спросил Гуков.

– Знали многие, – вздохнул директор. – Увы…

– Инженер Кравченко впервые сообщил о своем открытии на научно-технической конференции в Каменогорске, – пояснил Королев. – Это уже потом было принято решение о переводе работ в этой области на закрытый режим.

– Но в его выступлении не было ничего конкретного, – возразил Ружников. – Только сама идея…

– Этого, видимо, было достаточно, чтобы заинтересоваться и самим инженером, и исследовательскими работами, – сказал Гуков. – Во всяком случае, вы видели, что по тем бумагам, которые обнаружены у Ирины Вагай, можно судить о главном в предложении Кравченко.

– Да, – сокрушенно произнес директор, – там есть все или почти все. Ведь разработка технологической схемы почти закончилась, осталась доводка второстепенных деталей. Еще немного – и мы хотели представлять Кравченко к Государственной премии. С Москвою это согласовано.

– А остальные работники лаборатории? – спросил Королев.

– Они не имеют отношения к самой идее создания новой технологии, но активно помогали Петру Тихоновичу в дальнейшей разработке процесса.

– Кто знал о существе работ? – задал вопрос Андрей Иванович.

– Кроме самого Кравченко, конечно, еще заведующий лабораторией, Александр Васильевич Горшков и его заместитель инженер Муратов.

– Инженер Муратов? – спросил Гуков.

– Да, Михаил Сергеевич Муратов. Весьма способный исследователь, талантливый инженер. А что?

– Да нет, ничего. Нам бы, Иван Артемьевич, хотелось посмотреть этих людей, но так, чтоб не вызывать лишних разговоров.

– Они будут сейчас на планерке.

– Вот и отлично. С вашего разрешения, мы посидит здесь с Андреем Ивановичем, – сказал Королев. – А затем оставьте всех троих, заведите какой-нибудь разговор. После этого пусть останется инженер Муратов. Товарищ Гуков, да и я тоже, хотим задать ему несколько вопросов.

Инженер Муратов заметно нервничал.

Он вздрогнул, когда Андрей Иванович спросил его, знаком ли Михаил Сергеевич с Ириной Вагай, и с тех пор беспокойство не оставляло инженера.

– Да, – сказал он, – я был знаком с Ириной Вагай.

– И хорошо знакомы? – спросил Гуков.

Они беседовали в кабинете директора комбината вдвоем. Ружников любезно согласился предоставить им его, а Королев предложил Андрею Ивановичу провести эту встречу самому.

– Меня Муратов может знать в лицо, и потому незачем раньше времени информировать его о том, что его особой в связи с Ириной Вагай интересуется подобная организация. А ты можешь выдать себя за кого угодно.

Инженер Муратов на вопрос Андрея Ивановича ответил не сразу.

– Видите ли, – начал он, – наше знакомство с Ириной… Как вам сказать… Это было нечто особенное… А собственно говоря, какое вам до всего этого дело? На каком основании вы вмешиваетесь в мою личную жизнь?

Гуков успокаивающе улыбнулся:

– Извините, Михаил Сергеевич, вы правы. Я должен был представиться и объяснить существо дела, которое привело меня к вам. Я представитель прокуратуры области, из Каменогорска. К нам поступило заявление, анонимное правда, будто с Ириной Вагай произошел не несчастный случай. Пишут о том, что она якобы покончила с собой…

– Покончила с собой?! – вскричал Муратов. – Но ведь это же абсурд! Форменная чепуха!

– Почему? – спросил Гуков. – Почему вы так считаете? Что вам известно об этом? Говорите!

Михаил Сергеевич опустил голову.

– Я любил ее, – тихо произнес он. – Я очень любил Ирину.

Наступило молчание… Инженер Муратов поднял голову.

– Я закурю, можно? – спросил он, опустив руку в карман.

– Конечно, конечно, Михаил Сергеевич!

– Да, я любил Ирину Вагай, готов сейчас сказать об этом, если мои признания помогут вам объяснить ее загадочную смерть.

– Загадочную?

– Вот именно. Я не верю в несчастный случай, не верю и в самоубийство. Ирина слишком любила жизнь. Она многое любила, вот только меня…

– Но к вам она была более благосклонна, нежели к другим. Так, по крайней мере, утверждал Тимофей Старцев.

– А, этот щелкопер и фанфарон… Пустой, самонадеянный павлин. Ирина называла его «пан спортсмен», а он радостно улыбался при этом, не понимая, что над ним издеваются.

– Расскажите о погибшей подробнее. Может быть, рассказ ваш наведет на какие-то размышления. Вы уже сделали довольно ответственное предположение. Ведь если не было самоубийства и несчастного случая, то остается только одно. Но тогда возникает множество недоуменных вопросов. Словом, я внимательно слушаю вас, Михаил Сергеевич.

– Ирина была необыкновенной женщиной. Не думайте, что я субъективен в силу своего чувства к ней. Об этом вам скажут все. Талантливый режиссер, обаятельный человек, широкая натура, гостеприимная и умелая хозяйка, добрая и отзывчивая душа. Я хотел жениться на ней…

– Жениться?! – воскликнул Гуков. – Но ведь вы не свободны, Муратов, у вас жена и двое детей…

– Ну и что же? – с вызовом спросил инженер. – Разве это помеха для настоящей любви?

– Не знаю, – осторожно произнес Гуков. – Самому не доводилось попадать в подобное положение, а по чужому опыту судить не имею права.

– Вот именно, – горько сказал Михаил Сергеевич, – не имеете права. Вы порядочный человек, товарищ прокурор… Все остальные считают, что они вправе залезать в души человеческие прямо в сапогах. – Он снова закурил. – Ирина сказала, что любит меня, но только никогда не принесет зла другой женщине. Видите, какая душа была у этого человека? Я уехал в командировку, а когда вернулся…