Чёрный ящик - [14]

– Держат, – сказал Худяков и сдернул ружье с плеча.

– Нет уж, дорогуша, – произнес Ладецкий и обошел Худякова. – С твоей методой мы за неделю этого медведя не убьем. Я впереди пойду.

Худяков молча взял его за плечо и негромко приказал:

– Назад.

– Чего ты раскомандовался? – взвился Ладецкий. – Хозяин нашелся…

– Ты мне собак перестреляешь! Дур-рак… – глаза Худякова сверкнули. – Сунься только…

Мы увидели зверя на чистой лужайке, зажатой с двух сторон темными стенами пихтачей. Нет, Худяков ошибся. Собаки не держали его. Медведь упрямо двигался вперед, а когда псы надоедали ему, он садился, молча отмахивался от них и брел дальше. Огромная бурая глыба двигалась как танк, и собаки дурели от бессилия, скакали вокруг, изредка делая резкие выпады к неприступным медвежьим бокам.

Худяков остановился и вытер лицо руками.

– Уйдет, – заявил он. – Ослабели собачки…

– Не уйдет! – крикнул Ладецкий и, встав на колено, поднял карабин. Я заметил, как напрягся Худяков, но не остановил Ладецкого. Из ружья стрелять бесполезно: до зверя было метров сто пятьдесят. Выстрел звонко щелкнул, и эхо громыхнуло несколько раз в вершинах деревьев.

– Дай сюда! – Худяков выхватил карабин из рук Ладецкого и сунул ему свою одностволку. – Повезет – шкура твоя…

Он прильнул щекой к прикладу, сузил глаз и начал выцеливать фигуру зверя. Я замер. Тяжело сопя, подбежал Гриша. Худяков выстрелил. Пуля со звонким жужжанием ушла в небо, срикошетив от дерева. Лес уже был рядом. И тут Шайтан, по-моему, это был он, вдруг оставил медведя и сделал прыжок в нашу сторону. Он несколько раз хрипло пролаял и, заворчав, устремился назад. Худяков пальнул еще раз, но уже запоздало. Зверь и собаки скрылись в пихтаче.

– Бежим! – крикнул Ладецкий.

– Куда? – вяло спросил Худяков, – Они на чистом месте не могут удержать, а в лесу… – он нагнулся и поднял с земли клок медвежьей шерсти. – Держи добычу, охотник…

– Все твои хваленые собачки! – издалека кричал Гриша. – Паршивого медвежонка удержать не могут. Хлеб только зря переводили, скажи, Ладецкий?

Худяков молча взял повора за рукав и подвел его к следу. Гриша поставил на него ногу в сапоге сорок третьего размера и тихо сказал:

– Убедил…

Ладецкий молча помял шерсть в руке, понюхал и сунул в карман.

– Пошли домой, – сказал я и сел, чтобы снять сапог и посмотреть мозоль. Она вроде лопнула, и ногу жгло.

– Да уж, поохотились, называется, – вздохнул и выругался Ладецкий. – Медведь сам пришел в поселок, а мы убить не смогли… И все из-за тебя! – крикнул он Худякову. – «Не стреляй! Не смей!» А шкура утопала вместе с твоими паршивыми щенятами. – Он забрал карабин у Худякова и повесил на плечо. – Идемте, конечно, чего сидеть.

Ладецкий круто повернулся и пошел через луговину к лесу. Промокшая энцефалитка, надетая на голое тело, обиженно топорщилась.

– Хотел узнать, как мясо в котел попадает, – сказал Гриша, – и не пришлось… Зря ноги бил и колпак потерял.

– Э-э! – крикнул Худяков, глядя вслед Ладецкому. – Ты не туда направился. Нам как раз в другую сторону.

Ладецкий не оглянулся, а только подбросил карабин на плече и нагнул голову. Лай собак и треск валежника утонул где-то в пихтовых зарослях. Стало тихо, лишь шуршала трава под ногами Ладецкого. На опушке тайги он остановился, зябко дернул плечами и нырнул в мелкий подлесок.

– Ладецкий! – крикнул я, снимая сапог. – Давай назад!

– Пошли вы… – донеслось из гулкого, пустого леса. На ноге была мозоль, но такая маленькая, с горошину всего.

– Дай халат на портянку, – попросил я у Гриши, – все равно изодрал, выбросишь…

– Это кощунство – халат на портянку, – отрубил Гриша. – Тем более он последний… Я его починить могу и носить до конца сезона.

– Эй ты! – снова позвал Худяков. – Куда поперся? Ладецкий трещал валежником, продираясь через трущобу, и больше не отвечал.

– Витька, он чо, обиделся? – спросил у меня Худяков. – Вот дурак. Да разве на неудачу обижаются?

– Не знаю, – сказал я. – Вообще он парень не обидчивый.

Гриша неожиданно бросил ружье на землю и, не расстегивая, снял халат через голову.

– На! Хрен с ним, – сказал он. – Помнить, может, будешь, когда полномочным послом станешь.

– Век не забуду, – я разорвал остатки халата напополам и стал обвязывать стертую ногу. – Пришлю тебе десяток новеньких.

– Куда он уходит? – тревожно спросил Худяков. – Витька, его надо завернуть! Эге-ей! – заорал он гортанно. – Назад, говорю тебе! Слышь?! У меня есть шкура! Я тебе прода-ам!

– Сам ты шкура! – донеслось из леса.

Я увидел, как Худякова затрясло. Ноздри вздулись, будто у загнанного коня, и лицо нехорошо побледнело.

– Вернется, – успокоил я Худякова. – Куда он денется?..

– Куда?! – закричал на меня Худяков. – Да я же за вас отвечаю…

Он выматерился и побежал следом за Ладецким.

– А Пухов сейчас – рвет и мечет, – вздохнул Гриша. – Выговор мне обеспечен… Ладецкий! Брось придуриваться, пошли домой!

Я обулся, встал и только сейчас ощутил холод промокшей одежды. Повар тоже, засунув руки в карманы, дрожал и облизывал посиневшие губы.

– Верни-ись! – гремел по тайге голос Худякова и удалялся, глох за расстоянием.

Потом опять все стихло, и несколько минут мы стояли с Гришей молча, глядя друг на друга. Психу Ладецкого я не придавал значения, но сейчас какое-то неясное беспокойство толкало изнутри, заставляя думать, что же произошло. Я огляделся и понял, что тоже не знаю, в какую сторону идти. Мы так долго крутились по тайге, гарям, болотам, что я начисто потерял ориентировку. Почему же Ладецкий так уверенно пошел от нас? Значит, он знал, в какой стороне лагерь, знал, куда идет. Все-таки пятый год в геологии… Зачем же в таком случае Худяков пытается вернуть его?.. Я прислушался. Худяков, видно, догнал Ладецкого и у них шел разговор, но о чем, понять было невозможно. Доносилось лишь какое-то курлыканье и эхо.