Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка - [28]

— Садись рядом со мной, — предложил я, опасаясь, что она уйдет и я опять останусь один.

— С удовольствием, — ответила она и поставила кувшины на песок.

Девушка села напротив меня на синий камень, повернувшись спиной к озеру.

— Как тебя зовут? — негромко спросил я.

— Алтын-Читчик, Золотой Цветок! — ответила она мне, упершись локтями в колени и взяв голову в ладони. Сейчас она не сводила с меня своих узких темно-карих глаз.

— Золотой Цветок, — повторил я. — Красивое имя.

— А тебя как зовут?

— Кара-Чоно, Черный Волк.

Над Верблюд-горой появились темные тучи. Зеркало озера потемнело. Теплый ветер шевелил щетинницу. В лесу хрипло закричала сойка.

Золотой Цветок побежала к своим кувшинам, говоря:

— Как я могла забыть! Меня ждут в орде с водой!

— И когда ты вернешься обратно?

— Ты хочешь?..

— А ты хочешь, Золотой Цветок?

Она кивнула и исчезла со своими кувшинами, только и сверкнули ее голые загорелые ноги. В камыше зашуршало. Я долго слышал звук быстрых шагов Золотого Цветка — пока она не пошла по луговой траве.

Я сидел у воды один. Но представлял, что нас двое. Хорошо думать, что ты не одинок. И все, что я с этого времени видел, я как будто видел вместе с Золотым Цветком: и птиц, и лес, и озеро, и гору. И еще маленьких зеленых жучков, ловко вскарабкивавшихся на синий камень, на котором совсем недавно сидела Золотой Цветок.

Я так в нее влюбился, что мне даже страшно стало, а не случится ли с ней чего худого по дороге в орду. У кого она жила в темном закутке, кому прислуживала вместе с другими слугами? Был ли ее хозяин груб с ней, измывался ли над ней только потому, что она была пленной, да еще вдобавок из племени меркитов?

Пошел дождь, теплый и ласковый; со стороны озера донеслось что-то похожее на тоненький звон.

Я снова забросил в озеро свою уду.

И рыба пошла на приманку, одна большая рыба за другой. Дождь не холодил моего разгоревшегося лица, и я подумал еще, что Золотой Цветок обрадуется, увидев, сколько рыбы я наловил.

Когда дождь перестал и капли его стекали только по длинным стеблям камыша, а солнце подсушило уже мокрые камни, я лег на прибрежный мох, вытянулся во весь рост и опустил свои голые ноги в воду. Яркий небесный свет заставил меня смежить веки. Я снова увидел бредущих за запряженными яками повозками пленных, и среди них Золотой Цветок. Босоногая, она мелко семенила по теплой земле. Она была не такой усталой и грустной, как остальные, и глаза ее не были прикованы к колесам повозки, нет, она вертела головой по сторонам: то на кого-то из пленных бросит быстрый взгляд, то без страха посмотрит прямо в лицо одному из наших стражников, то поднимет глаза и долго не сводит их с синего неба, будто успевшего шепнуть ей: «Несмотря на все твои страдания, жизнь все-таки прекрасна!» А то она неожиданно нагнулась и сорвала на ходу красную, огненную лилию, отломила длинный стебелек и воткнула цветок в свои черные волосы. Я испытывал удовольствие всякий раз, когда она вдруг поднимала голову и смотрела на меня своими темно-карими глазами. Ее темные веки были покрыты мелкой желтоватой пылью, которая покрывала и длинные косы девушки, свисавшие на груботканое льняное платье, а потом эта желтая пыль легла даже в чашечку краской, огненной лилии.

Золотой Цветок!

Я уснул и взял ее в свои сновидения.

Не могу сказать точно, отчего я проснулся и сколько времени проспал, но произошло что-то чудесное: рядом со мной лежала Золотой Цветок. Я не решался пошевелиться, я едва дышал. Нет, правда, она лежала рядом со мной во мху, глаза ее были закрыты, и сама она была так красива, что даже нелепое порванное платье ничего от этой красоты не отнимало. Меня так и подмывало поцеловать ее мягкие губы, по-девичьи нежную шею и тонкие загорелые плечи, видные сквозь прорехи в платье. Но я не осмелился, не желая разрушить то, от чего пришел в трепет и что заставило меня испытать чувство счастья. Я боялся, что мой жадный взгляд разбудит ее, сила моего желания оскорбит.

Я потихоньку встал и пошел собирать тонкие веточки и сучки для костра, на котором собирался поджарить пойманную рыбу.

Озеро опять разгладилось, и в нем снова отражались камыш и деревья. И еще порхавшие над ним птички. У меня из-под ног вспорхнула пара щеглов.

Я поспешил обратно.

Золотой Цветок сидела на песчаном берегу и чистила рыбу. Мы разожгли костер. А когда мы поели, она сказала, смеясь:

— А я совсем и не спала!

Мы рассмеялись, как дети, и она, пробежав по камням, юркнула по воде в камыши. Я пошел по ее следам неслышно, как преследовал бы газель. Когда я догнал Золотой Цветок, она посмотрела на меня с невысказанной мольбой, вся дрожа, и я поцеловал ее мягкие губы, ее по-девичьи нежную шею и тонкие загорелые плечи. Она медленно сползла по мне, и мы упали на колени. Золотой Цветок плакала от счастья. Одна лишь щетинница да высокое небо слышали, что мы друг другу обещали.

Когда из-за горы выплыла луна, я отнес Золотой Цветок в долину Черного Сердца под кров моей войлочной юрты.

Глава 9 СНЕЖНО-БЕЛАЯ КОРОВА

Наша любовь была жаркой, как лето.

Поначалу меня, правда, мучила мысль, что Золотой Цветок могла думать, что должна быть мне покорной, потому что она всего лишь рабыня, которая не имеет права ни пожелать чего-то, ни отказаться, если хочет остаться в живых. Хотя я и не допускал мысли, будто она согласилась перейти в мою юрту, лишь бы не быть в услужении у других и жить там в темном закутке. И все-таки любовь, которая заставляет человека, стоящего на низшей ступени, любить человека, стоящего на высокой ступени, казалась мне чувством унизительным. Поэтому я взял Золотой Цветок себе в жены: теперь каждый из нас будет равен другому. Наша любовь росла, крепла и расцветала, потому что проистекала из одного чувства и одной плоти…