Черный ветер, белый снег. Новый рассвет национальной идеи - [25]
Иными словами, язык можно приравнять к камере из примера, который рассматривает Больцман: если вводится новый элемент – скажем, новое слово – или меняется произношение старого слова, то язык реагирует как система с нарушенным равновесием, то есть ищет новое состояние покоя. Но взаимосвязанность лингвистических единиц приводит к тому, что, осваивая новый элемент или какое-то изменение, система вынуждена, в порядке компенсации, изменить множество других единиц. Язык, как любая система, ищет «равновесия». Исследования Якобсона и Трубецкого показали (а затем работы других лингвистов подтвердили), что изменение каких-то аспектов языка вызывает цепную реакцию. Их исследование сводилось лишь к смыслоразличительным звуковым единицам, то есть фонемам, не охватывая целые слова, и обнаружилось множество соотношений между фонемами, которые сохраняются независимо от того, к какому языку они принадлежат.
Фонологическая теория Трубецкого доказывает, что определенные фонологические признаки повсеместно выступают в сочетании с другими, а в отсутствие этой пары утрачиваются. На практике эти отношения абстрактны, их почти невозможно описывать человеческими словами. Например, во всех языках долгота гласного не выступает в качестве смыслоразличительного признака, если отсутствует фиксированное ударение, а при таком ударении долгота становится значимой.
Эти перемены ускользают от человеческой интуиции, отчего кажутся еще более занимательными. Их трудно объяснить, если не допустить возможности, что недоступный сознанию орган формирования языка у нас в мозгу устроен куда сложнее и тоньше, чем мы думали. На самом деле впоследствии удалось также доказать, что звуковые изменения всегда происходят группами, то есть изменения в языке случаются не изолированно, но каждое изменение включает цепную реакцию дальнейших изменений, компенсирующих первоначальный сдвиг[60].
Так, за триста пятьдесят лет, с 1350-го до 1700-го, практически все гласные среднеанглийского языка, один за другим, превратились в дифтонги. Это крупнейший задокументированный в современной лингвистике «цепной сдвиг»: множество звуков шаг за шагом продвигались по фонетической шкале. Другие цепные реакции были выявлены в Германии XV–XVI веков: взрывные согласные перешли в придыхательные, b – в f, d – в th или ts, g – в h[61]. Регулярность этих переходов указывает, что языки вынуждены следовать по каким-то заранее намеченным путям, по мере того как они развиваются во времени. Так в структурной лингвистике появляется почти метафизическая или телеологическая нотка[62].
Трубецкой писал Якобсону:
В истории языка многое кажется случайным, но успокаиваться на этом историк не имеет права: общие линии истории языка при сколько-нибудь внимательном и логическом размышлении всегда оказываются не случайными – а следовательно, неслучайны должны быть и отдельные мелочи; все дело только в том, чтобы уловить смысл. Осмысленность эволюции языка прямо проистекает из того, что «язык есть система»[63].
Как мы видели, Трубецкой создавал свою теорию из странной, почти патологической потребности опровергнуть уже покойного профессора Шахматова, который в 1915 году опубликовал историческую реконструкцию «протославянского» языка – предка, от которого в какой-то момент Средневековья отщепились в качестве отдельных диалектов, а затем развились в особые языки русский, белорусский и украинский.
Шахматов, по мнению Трубецкого, был слишком привержен образу семейного древа с языками-ветвями. В ответ Трубецкой предложил масштабную реконструкцию возникновения украинского, белорусского и русского языков уже в XIII веке на основании изученного им движения фонем. Он доказал, что примерно с ибо года в южном регионе нынешней Украины произошли изменения в ряде гласных и эти изменения постепенно продвигались на север. Согласно сохранившимся рукописям, в которых отражены звуковые сдвиги, к тому времени, как эта волна достигла севера (1282 год), на юге произошли уже новые изменения в произношении (мягкий согласный становится твердым перед слогообразующим передним гласным), и это помешало распространению определенных фонетических изменений (например, украинского перехода «е» в «о») на всю область существования древнерусского языка. С этого, как показал Трубецкой, начинается самостоятельное существование украинского как диалекта[64].
Таким образом, Трубецкой доказывал, что украинский и белорусский языки возникли по сугубо внутренним лингвистическим причинам, а не были вызваны внешними историческими факторами – например, миграциями, войнами или политическими соображениями. Итак, с его точки зрения, язык упорно свидетельствовал о том, что он функционирует на ином плане бытия, нежели история, он меняется, распространяется или вымирает по своей внутренней «системной» логике, а не в силу турбулентных физических причин и следствий.
Оба они, Трубецкой и Якобсон, упорно размышляли над возможностью применить системные законы, обнаруженные в языке, ко многим другим сферам человеческой культуры. Те принципы, которые они обнаружили в системе фонем, вероятно, распространялись на всю обширную сферу коммуникаций и искусств, в том числе на танец, музыку, фольклор, литературу, поэзию и миф. Трубецкой писал Якобсону: «Нет сомнения, что в эволюции различных областей культуры есть параллели, а значит, существуют и законы такого параллелизма. Так, например, вся эволюция русской поэзии… обладает внутренней логикой и смыслом, и ни один момент этой эволюции не следует выводить из нелитературных фактов».
