Черный тюльпан - [162]

– Вам кто нужен, ребята? – спросил я.

«Гости» замялись.

– Вацура, что ли? – подсказал я. – Так он переехал этажом выше.

Один из незнакомцев развернул скомканную в руке бумажку.

– А у нас сто шестидесятая обозначена.

– Правильно. Была сто шестидесятая. А теперь сто шестьдесят пятая.

– Вот как, – произнес «гость» и переглянулся со своим коллегой. Они не знали, что делать. «Засветились», и достаточно отчетливо – а это спутало карты. Теперь не удастся тихо и без свидетелей отбить Кириллу Андреевичу почки.

– Проводить? – предложил я.

«Гости» уже с раздражением посмотрели на меня. – Обойдемся, – ответил один. – В следующий раз. – И нажал кнопку лифта.

Я поднялся и встал за их спинами.

Открылись дверки лифта. Я с силой обрушил деревянную колотушку на голову стоящего впереди меня. Второй незнакомец, услышав знакомый звук и почувствовав, что его коллега оседает на пол, повернулся ко мне и в то же мгновение получил удар кулаком по носу. Я добавил левой, потом ногой – уже куда придется, зверея от легкой победы, от ненависти к этим людям, словно возвращал долги, наверстывал упущенное, спешил сделать то, чего не мог сделать раньше, когда били и хоронили меня.

Лифт бережно опустил два тела со связанными руками вниз, а я, испытывая какое-то гадливое чувство к самому себе, вернулся в квартиру. Храбрый, ничего не скажешь, думал я. Прикрылся девочкой – теперь можно кулаками махать и челюсти ломать. Подруга мыла полы, протирала от пыли стол, подоконник, полки на кухне, а потом взялась чистить картошку. Обуреваемая сексуальным возбуждением, многократно усиленным страхом, она, как могла, сбрасывала излишки энергии и нервного напряжения. Я посоветовал ей заняться аэробикой, положил на место колотушку и уединился в отведенной мне комнате.

Я дал понять Августино, что не боюсь ни его наемников, ни его самого, что ни на какие переговоры ни с кем не пойду, что буду стоять до последнего. Что он предпримет? Убить меня он не может – тогда он навсегда потеряет внучку. Вытащить меня из квартиры, увезти на какую-нибудь садистскую квартиру, а там пытать меня паяльником, утюгом, противогазом – тоже маловероятно. Августино хорошо знает меня. Я думаю, он не забыл, как я прошел приамазонскую сельву в поисках его виллы, он наверняка знает, что я катался в цинковом гробу, что меня опускали в могилу. Он должен понимать, что никакие пытки не сломают меня.

Наверное, я испытывал очень похожее чувство, какое пережил Наполеон, ожидая подношения ключа от Москвы. Но скорее всего я глубоко заблуждался – в первую очередь в самом себе.

Глава 40

Около полуночи, когда я дремал в кресле, зазвенел телефон. Я поднял трубку и, не успев сказать «алло», услышал короткую фразу на испанском. Человек, который позвонил мне, произнес ее настолько быстро, что я не понял его.

– Пардон, – ответил я, зевнув. – Можно еще раз, но только по-русски?

Возникла пауза. В трубке раздавался треск, шумы, затем связь оборвалась. Через минуту – второй звонок.

– Кирилл, добрый вечер!

Этот голос, этот низкий тембр я различил бы в многоголосом хоре. Волк Августино собственной персоной! К тому же говорит по-русски!

– Здравствуйте, Августино, – ответил я.

– Говорите ваши условия!

– Не понимаю, о чем вы.

Снова пауза. Затем:

– Мне очень трудно говорить… Зачем вы делаете вид, что не понимаете? Где Клементина? Что вы хотите от нее?

– Августино, мне приходится напомнить вам, что она моя дочь. И еще хочу сказать, что никаких переговоров с вами вести не намерен. Прощайте!

Я кинул трубку в гнездо и отключил вилку из сети.

До утра я спал спокойно, никто не ломился в квартиру, не кричал под окнами, лишь подруга зачем-то дважды заходила в мою комнату в неглиже и что-то искала в полной темноте.

* * *

Утром, когда я брился, она постучала в дверь ванной комнаты, заглянула ко мне и сказала каким-то странным голосом, пряча при этом глаза:

– Вас там какая-то дама спрашивает.

Я не стал смывать пену и с белой бородой вышел в прихожую. Вот это шляпа! Огромная, ярко-красная, украшенная черными бархатными тюльпанчиками, с широкими, изогнутыми плавной линией полями. Шляпа качнулась, и из-под полей я увидел лицо зрелой и в меру красивой женщины. Она подняла на меня глаза, протянула руку в черной перчатке – слишком высоко для обычного рукопожатия, но я не стал ее целовать, лишь слегка поклонился. Дама, кажется, была разочарована. Она не увидела в моих глазах восторга, переступила с ноги на ногу, посмотрела через мое плечо на дверь, словно подсказывая: пригласите же меня в комнату!

Я часто заморгал своими невинными глазами и сказал:

– Простите, я не успел побриться. Вы подождете или зайдете в другой раз?

– У меня слишком срочное дело, Кирилл Андреевич, – произнесла дама низким грудным голосом. – И ждать, разумеется, я не буду. Я прощаю вам вашу небритость. Одевайтесь, машина внизу.

Они прислали даму, понял я, чтобы на этот раз обошлось без мордобития.

– А вы, простите, кто?

– Я секретарь Августино Карлоса, – сказала она таким тоном, будто была секретарем президента. – Может быть, вы мне предложите сесть?

– Видите ли, в чем проблема, – сказал я, почесывая грудь, на которую медленно сползала мыльная пена, – здесь не я хозяин. А потому могу предложить вам сесть только на пол.