Черный троллейбус - [4]
Развивалось все вполне себе благополучно — шашлыки получились на славу, Жека с Вовкой нахваливали их наперебой, а сам он еще не определился, будет именно сейчас их мочить или в какой-нибудь другой день. Но если вдруг решится, то сделает это неожиданно — они и понять ничего не успеют, не то что испугаться. Привыкли считать его за лоха. Вон он, ножичек, в кармане...
И тут после какой-то там рюмки Костетов разум прояснился. Как видно, водка ему продезинфицировала мозги, или что-нибудь еще в этом духе. И тогда он выплюнул кусок Настеньки и во всем покаялся своим корешам.
4. Под красивой березой
— Надо спасать пацана, — сказал Вовка Жеке, когда они отошли проссаться, оставив стихшего Костета в одиночестве.
— Угу, — согласился Жека. — Говном будем, если не спасем. Тем более, я тебе говорю, — в усах все дело. Жопой чую.
Когда они вернулись, Костет снова плакал, но теперь уже совсем тихо, и о чем-то шептал соблазнительно жарящемуся шашлыку — извинялся перед обиженной Настей.
— Не ссы, мы тебя отмажем, — твердо сказал Вовка. — У нас план есть.
План заключался в том, чтобы срезать остатки мяса с костей Настюхи и продать их в местную уличную шашлычную. До этого Вовка уже загонял туда мясо. Прошлым летом, когда он работал на рынке помощником мясника, к нему подвалил хозяин шашлычной — незнакомый, но представительный хачик, — и предложил спереть мясо.
У хачика как раз открылась шашлычная, и требовалось сократить расходы на производство, при этом без потерь в качестве. Вовка не очень хотел связываться с предпринимателем кавказской национальности, но все же согласился. То ли потому, что деньги хорошие выходили, то ли подумал не так хорошо, как следовало.
Мясо Вовка продал, но потом воровство раскрылось, и его с позором выгнали. Произошло это через год после той истории с неудавшейся затеей пожарить шашлык, чтобы отжарить баб.
Теперь же Вовка решил соврать хозяину шашлычной, что Настюхино мясо — это молодая говядина. И что товар этот все с того же рынка, а спер он его, воспользовавшись своими старыми связями.
Костет в разделке девушки участия не принимал, потому что никак не мог заставить руки не то что взять нож, но и просто трястись перестать. Но зато у Вовки в мясницком деле имелись и опыт, и навыки. Так что работал он даже не за двоих, а за троих. Жека морщится вовсю, а у этого труд спорится: режет себе, топором рубит, и словно бы даже не бабу, а свинью какую-нибудь. Только ошметки мясные да костяные летят в разные стороны.
Наверняка бы поднялся по карьерной лестнице, если бы не тот криминальный эпизод. Вроде сообразительный, а вылетел тогда самым нелепым образом.
Родители Настюхи могли месяцами о ней не вспоминать, — вот так ей с ними одновременно и повезло, и не очень. В шашлычной Вовке поверили и мясо забрали. Он даже умудрился сторговаться с хачиком, чтобы тот подороже взял.
Настюхины кости пацаны разбили молотком и зарыли в отдаленном уголке лесопарка, под большой и красивой березой.
Таким образом, часам к одиннадцати вечера дело было улажено. Вышло ловко, будто всю жизнь таким занимались. К тому же Костетова квартира географически располагалась очень удобно — и до шашлычной, и до лесопарка одинаково рукой подать. Оставались только замаринованные куски Настеньки, которые тоже нужно было утилизовать.
5. Поцелуй с того света
— Ребят, вы меня, может быть, окончательно за психа примете, но я предлагаю Настюху помянуть... По-особому помянуть, — многозначительно проговорил Костет.
Лучшие друзья поняли его с полуслова, как им и полагалось по статусу. Вовке и Жеке тоже страшно хотелось шашлыка из Настюхи, тем более что после всех трудов они сильно проголодались. Стеснялись признаться в этом даже себе самим, но шашлык потряс их вкусовые рецепторы.
— А мы не станем после этого каннибалами? — засомневался Жека.
— Не станем, — сказал Вовка. — Настюху помянем, и все. Больше не будем. К тому же по факту мы ее и так уже наелись. Килограммом больше, килограммом меньше — разницы никакой.
На этом и порешили. В ночном лесопарке было красиво и тихо. Какой-то мужик в бежевом плаще изредка возникал среди деревьев, а потом исчезал, — больше никого не было. Комары почему-то их не кусали, словно поняли ситуацию, всю эту печальную торжественность момента.
Костет признался пацанам, что Настюха ему изменила, а он не сердится. Вовка с Жекой понимающе закивали, с трудом доедая остатки шашлыка. Улеглись здесь же, у мангала, на том самом покрывале, что притащили. Правда, спали беспокойно, потому что съели перед сном слишком много. Всем троим приснился один и тот же сон: обнаженная Настюха, вещающая на фоне по-южному ярких звезд.
— Спасибо, что помянули меня, — говорила она. — Я не сержусь, что вы меня съели. Рада, что вам понравилось. Не сержусь даже, что тому хачику продали мою юную плоть. Прости, Костенька, что изменила тебе, не хотела я. Как-то само собой вышло все. Бухая была. Знай, Костенька, что это ни фига не ты меня убил. Не терзайся. Убила меня твоя соседка, падла косоглазая, кореянка эта — Тамара Цой. Она и не баба вовсе на самом деле, и не кореянка даже. Внешность ведь часто бывает обманчива. Совершенно точно другое: она решила стать черным риелтором, используя себе в помощь технологии корейской черной магии. Ей нужны деньги для воплощения кошмарных и коварных замыслов. Когда-нибудь сам обо всем узнаешь, если суждено будет. А если не будет суждено, то тем лучше — многих бед и сам избежишь и друзья твои. Тот ус, который она дала мамаше твоей тупорылой, был не просто ус, а специальный кровавый ус. Таким Гитлер своих солдат кормил в пору Великой Отечественной, чтобы они зверели. А если вас волнует, откуда я все это знаю, то так скажу: мы, мертвецы, вообще многое знаем, но вмешиваться в дела живых почти никогда не можем. Но тут случай особый, так что все были за. Сами же меня и попросили разрулить ситуацию. Но время поджимает. Чу, слышу, зовут меня мертвецкие ангелы. Ну все, полетела я.