Черный троллейбус - [37]

Оставшись один, Ваня Петров поднял такой крик, что перебудил весь дом. Когда вошли в его квартиру, обнаружили мертвую тетку, старшую сестру матери, и мальчика, тыкающего пальцем в окно и вопящего:

— Он туда удрал, туда... Прямо в окно! Но я успел поранить его ножиком!

— Кто удрал?

— Чертик в клетчатых семейных трусах. Он жил в той старинной картине, которую папа нашел на помойке и принес домой. И каждую ночь сходил с картины, чтобы кого-нибудь удушить. Поспешите! Его еще можно поймать и добить.

Взрослые внимательно осмотрели картину. На ней был изображен пустой старинный стул в красивом интерьере. Какое-то классово чуждое искусство, упадничество и декаданс. Чертей же там точно никаких не было, и ничто не указывало на то, что когда-либо были.

Очевидцы подумали, что мальчик был шокирован смертью тетки-опекунши, и чертик ему привиделся. Ваню увезли в закрытое медицинское учреждение. Стали проводить на нем всякие опыты. Выяснять, не он ли всех убил, раз единственный выжил.

Ванюша не раз поколачивал Тюленева, хоть и был младше на полтора года. Так что его отъезд стал подарком судьбы. Следующим утром, когда Тюленев отправился выгуливать слизняка Гаврилу, фортуна преподнесла ему очередной сюрприз.

В траве за домом Тюленев обнаружил тот самый, никем еще не открытый вид. Это был маленький испуганный чертенок в клетчатых трусах. Тельце его было синевато-бледным, исхудавшим, а из спины торчал кухонный нож.

Юный зоолог взял беднягу на руки и отнес домой.

— Не убивай меня, — попросил чертик. — Я тебе пригожусь.

— Ты еще и разговаривать умеешь? — поразился ребенок.

— Я много чего умею. Но без картины я умру. Она висит в квартире Петровых. Если бы я только мог снова занять свой старинный стул в красивом интерьере. Я бы тогда излечился.

Той же ночью Тюленев по карнизу пробрался к окну покойной семьи Петровых. Форточка, через которую сбежал чертенок в трусах, все еще была открыта. Тюленев похитил картину и пакет шоколадных конфет, лежавший на самом видном месте. Мальчику Ване они все равно были уже не нужны. Конфеты оказались очень кстати, потому что чертенок в трусах был их большим любителем.

— Только ты не тяни, отнеси картину на какую-нибудь помойку, желательно подальше от твоего дома, — рекомендовал чертенок, попивая чаек с конфетами. — Я по природе хищник. Инстинкты могут взять надо мной верх, и тогда я не пощажу ни тебя, ни твоих родителей.

— И мы больше никогда не увидимся? — Тюленев чуть не плакал. Таких прекрасных зверушек, как черти, он никогда не встречал и боялся, что никогда не встретит.

— Еще как увидимся! Я тебя познакомлю с моим начальником — Кондуктором. Он суров, но справедлив. Он разъезжает в эффектном черном троллейбусе и является царем всех советских демонов.

Юный Хрен, безусловно, удивился. Советские демоны — и при этом царь? Но чертик терпеливо разъяснил, что у каждой эпохи есть свои демоны. Эпоха отмирает, и демоны дохнут вместе с ней. Печальный и естественный ход событий. Нынешние демоны называются советскими только потому, что живут в соответствующую эпоху. А так, на деле, они скорее антисоветские. Потому что убивают мирных тружеников.

Прихватив оставшиеся конфеты, чертик попрощался с мальчиком и влез обратно в картину. На следующее утро Тю-ленев отнес картину на помойку, где ее тут же подобрал инженер Сидоров и, радостный, поволок в семью. Инженер Сидоров был очень хозяйственным и домовитым мужчиной. На службе ему прочили скорое повышение.

Встреча с кондуктором состоялась через пару недель. Тюленев к тому времени закончил первую общую тетрадь подробных описаний чертика. Примечательным было то, что мальчик сидел на остановке, где троллейбусы отродясь не ходили. Одни только автобусы. И тут подъехал этот черный красавец и открыл перед защитником чертей двери. Тюленев сразу понял, что к чему, и заскочил в него, не дожидаясь особого приглашения.

Там, в троллейбусе, были люди. Самые разные. В основном унылые, жалкие и взрослые, а некоторые так и вовсе старые. Между рядами кресел расхаживал развеселый кондуктор. Под собственный аккомпанемент на баяне он мастерски исполнял песню «мы едем-едем-едем в далекие края». И так звонко и радостно звучала эта песня, так контрастировала с кромешной безнадегой остальных пассажиров!

Кондуктор заметил Тюленева, перестал играть и подошел к нему.

— Ну, здравствуй, герой, — Кондуктор погладил мальчика по голове. — Вот мы и познакомились.

Они подружились. Встречались нечасто, в те моменты, когда Тюленев этого меньше всего ждал, — так того требовал демонический этикет. Катались по городу, ловили растерявших себя в этой жизни пролетариев, много разговаривали. Куда потом девались пассажиры, Тюленев не знал, но понимал, что больше их никто не увидит. Он из людей последний, кто их видит. Это было приятное чувство собственной исключительности.

— Я — как санитар леса, — объяснял Кондуктор. — Собираю бедолаг с горемыками, лишних на этой земле, и везу их в... ну, в общем везу. Куда — тебе знать не положено. На сей счет у нас жесткие нормативы. Повышенная степень секретности. Но я не всегда был таким. Когда-то, как и ты, был человеком. Демоны, они ведь по-разному приходят в профессию. Кто-то изначально был водяным, потом заболел и переродился в ванного. У всех своя история.