Черный торт - [2]

Только минутой позже, когда полицейский открыл багажник своего патрульного автомобиля и вернулся с экземпляром последней книги Байрона («Нельзя ли получить автограф?»), он сообразил: взрослый мужчина, наблюдающий из машины за мальчиками предподросткового возраста, катающимися по тротуару на скейтбордах, может вызвать обоснованное подозрение, какого бы цвета ни была его кожа. Ладно, он понимает: не всегда дело было в том, что он темнокожий. Хотя по большей части именно в этом.

– Позвольте предупредить вас, – говорит мистер Митч, – это касается вашей матери. Вы должны быть готовы.

Готовы?

К чему готовы? Их мать умерла.

Его мама.

Разве после этого что-то может иметь большое значение?

Б и Б

На столе стоит коробка с документами, отмеченная ярлыком «Имущество Элинор Беннет». Мистер Митч достает оттуда конверт из коричневой бумаги, надписанный рукой их матери, и кладет его перед Байроном. Бенни пододвигает свой стул ближе к Байрону, наклоняясь вперед, чтобы рассмотреть конверт. Байрон убирает со стола руку, но не конверт. Пусть Бенни прочтет. Их мать адресовала послание: «Б и Б». Этим прозвищем она пользовалась, когда обращалась к обоим письменно или устно.

Записки для Б и Б обычно прикреплялись магнитиками к дверце холодильника. «Б и Б, на плите стоит рис с горошком». «Б и Б, надеюсь вы оставили у двери свою обувь с песком». «Б и Б, мне нравятся мои новые серьги, спасибо вам!»

Мама называла их Байроном или Бенни, только когда разговаривала с каждым по отдельности. А когда была чем-то огорчена, называла Бенни Бенедеттой.

«Бенедетта, что с твоим табелем успеваемости?» «Бенедетта, не разговаривай с отцом в таком тоне». «Бенедетта, мне надо с тобой побеседовать».

«Бенедетта, пожалуйста, вернись домой».

Мистер Митч говорит, что мать оставила им письмо, но основной объем последнего послания содержится на аудиодиске, который она записывала более восьми часов на протяжении четырех дней.

– Приступайте, – кивая на конверт, говорит мистер Митч.

Байрон вскрывает конверт, вытряхивая на стол его содержимое – USB-накопитель и записку. Он вслух читает ее. Как это похоже на маму!

«Б и Б, в морозилке для вас оставлен маленький черный торт. Не выбрасывайте его».

Черный торт. Байрон невольно улыбается. Каждый год мама и папа, чтобы отметить годовщину свадьбы, угощались, бывало, черным тортом. Они говорили, что это не настоящий свадебный торт. Мама пекла новый однослойный торт раз в пять лет или около того и хранила его в морозильной камере. При этом она утверждала, что черный торт, должным образом пропитанный ромом и портвейном, мог бы сохраниться на протяжении всего их брака.

«Я хочу, чтобы вы сели рядом и угостились тортом, когда придет время. Вы узнаете когда».

Бенни прикрывает рот ладонью.

«С любовью, мама».

Бенни плачет.

Бенни

Бенни не плакала много лет. По крайней мере до прошлой недели, когда ее уволили с дневной работы в Нью-Йорке. Сначала она подумала, что босс разозлился, заметив, как Бенни пролистывает смартфон во время телефонного разговора с заказчиком. По правилам подобные вещи запрещались, но ей пришла эсэмэска от матери. Четыре слова, которые никак не шли у нее из головы.

По сути дела, это сообщение уже с месяц висело в голосовой почте, но в тот момент Бенни смотрела на свой мобильный, не зная, что делать. Она уже несколько лет не разговаривала с матерью. Бенни понимала, как это дурно с ее стороны. Но хорошо ли поступает мать, отдалившись от дочери, которая сильно в ней нуждается?

Долгие годы Бенни было проще устраняться от общения: не отвечать на редкие послания из дома, неуклонно игнорировать каждый день рождения и отмечать все праздники вдали от семьи, убеждая себя в том, что это форма самосохранения. В моменты слабости она доставала цифровую фоторамку, хранящуюся под альбомами в ящике письменного стола, и смотрела, как на экране одно за другим появляются улыбающиеся лица. Когда-то ей казалось, что они всегда будут рядом.

На одной из своих любимых фотографий Бенни снята вместе с Байроном и папой. Отец и сын держатся за руки, и оба в черных галстуках по случаю какого-то благотворительного мероприятия, или церемонии награждения, или встречи адвокатов, где ее отец часто выступал с кафедры. Даже Бенни находила, что сходство между всеми троими было поразительным, несмотря на то что с детства привыкла к этому факту. И по особому сиянию их глаз можно было заключить, кто фотографировал. Ее мама.

И вот теперь босс повысил на Бенни голос.

– Вы не выполняете свою работу! – отрезал он.

Бенни засунула телефон в карман кардигана.

– Ваша работа заключается в том, чтобы читать этот чертов текст, а не в том, чтобы по личной инициативе плодить социальные комментарии о долговечности бытовой электроники!

Ах это! Дело не в телефоне.

Пока Бенни соображала, к чему клонит босс, ее уволили.

Бенни вышла из колл-центра с сухими глазами, захватив с рабочего места лишь замызганную кофейную кружку с выщербленными краями и растрепанное комнатное растение. Бенни не могла припомнить его название, но оно никогда не подводило ее. Ему все было нипочем – недостаток влаги, флуоресцентные лампы, пропахший пластиком воздух офиса, ядовитый лексикон ее босса… Время от времени Бенни кончиками пальцев приподнимала крошечные стебельки растения и влажной тряпкой стирала с листьев пыль – вот и все, что ему требовалось.