Чёрный стерх - [22]

Аршак озверел. Он подскочил к Лысому, вцепился в его лохмотья и стал трясти. Лысый, продолжая улыбаться, попятился, увлекая Аршака за собой, пока не уперся в лебедку.

- За что, за что надо мной издеваетесь? - рычал Аршак.

- Успокойся, - увещевал его Лысый. - Никто не издевается. Все хорошо, все в порядке. Ну, пошутили! Ну, бабахнули! Тебе что, жаль не боевым ахнули? Или пожалел кого? Да кого жалеть, голубчик? Ты себя пожалей. Сам-то... Дай тебе в руки карабин, скольких у себя в распыл отправишь глазом не сморгнув.

- Нет! - Аршак отпустил Лысого и поднял голову. - Нет, не дождетесь.

- Ой, неужели не дождусь? - издевательски спросил Лысый. Спасибо. А вот нянечка твоей ясельной группы, ненароком скормившая маленькому Гагику кусок битого стекла, а потом, вместо того, чтобы вызвать "скорую помощь", никому ничего не сказала? Неужели она не стоит пули? Или ты забыл, как все удивлялись, почему Гагик вдруг исчез, и почему нянечки ходили испуганные почти целую неделю?

- Я... я не помню.

- Естественно. А в садике, в старшей группе, не припомнишь ли, как пропал твой красивый венгерский свитер? Тебе свитер было не жаль, но все почему-то подумали, что взял Женя, и папа его так за это поучил, что Женя на всю жизнь стал заикой, а свитер потом видели на сыне воспитательницы, который ходил в другой садик. Не помнишь? Ну, может не пулю ей, но пару раз по темечку прикладом не повредило бы, а? В школе же...

- Не надо, - глухо пробормотал Аршак.

- Ну почему же? Не волнуйся, я не о тебе. Помнишь, в третьем классе ваш учитель, заслуженный, между прочим, медаль имеет, не разрешил Сергею выйти из класса, а вывел к доске и издевался над ним долго, пока тот не обмочился под веселый и радостный смех всего класса. У сергея на этой почве началось нервное расстройство, теперь он лечится в клинике каждый год. Ты этого, конечно не знаешь, потому что он остался на второй год и был вами немедленно забыт. А ваш заслуженный учитель? Как он добивался правильной осанки и послушания? Привязывал непосед к стульям, клал на голову мешочек с песком, и если он, мешочек, падал, бил линейкой по пальчикам. Ну так что - пуля? Или штыком его, садиста?

- Так же нельзя!

- Вот те на! Почему же это нельзя? А усатого можно? Он тебя бил? Издевался? Ему-то от тебя мелочь сущая требуется...

Аршак опустил глаза. Он стоял спиной к парапету и не видел, как воздушный шар, все уменьшаясь, летел прямо на замок, но превращаясь в точку, он с каждым мигом светился все ярче и ярче.

Когда наконец Аршак, не зная, что сказать, поднял глаза, ослепительная вспышка за его спиной вдруг превратила лицо Лысого в яркую луну, а потом в глазах все померкло. Через секунду свирепый грохот прижал их друг к другу, а когда все прошло, полуоглохший Аршак обернулся и вскрикнул - на месте дворца дымилась воронка, а города не было вовсе - и только багровый, быстро темнеющий шар вспухал над ним.

- Ничего, - просипел голос сзади, - мы построим новый город.

Аршак, пораженный этими неуместными словами, повернул голову - и не поверил своим глазам. На месте Лысого оказался Кошкодав-Ракоед собственной гадской персоной. Аршак снова глянул на город и похолодел - никаких следов разрушений! Замок, дома, безоблачное небо...

ПРАЗДНИК

Комнату, обитую коврами, он узнал сразу же, как только очнулся. Неизбежно Кошкодав-Ракоед привалился к столику и жрал, давясь и исходя слюной, что-то очень похожее на окурки - небольшие мятые цилиндрики.

Аршака замутило. "Хочу домой, хочу домой, хочу домой. Вот сейчас раскрою глаза и увижу, как тетя пилит дядю, Миша смотрит футбол, а клара играет на скрипке что нибудь из "Айрон Мэйден". Сейчас проснусь..."

Кошкодав-Ракоед доел, утер слюнявый рот ладонью и, осоловело выкатив глаза, неожиданно и очень пронзительно рыгнул.

- Выпустите меня отсюда, - тихо попросил Аршак, - я ничего не знаю.

"Знаешь, знаешь, - сказал внутренний голос, - только за карман держись крепче!"

- Знаешь, знаешь, - эхом отозвался Кошкодав-Ракоед.

Аршак напрягся. Если сейчас он полезет к нему в карман, то коленом в челюсть и...

Бу-ум - донеслось издалека.

- Второй залп, - поднял палец Кошкодав-Ракоед, - вот-вот начнется карнавал. Пошли на балкон!

Балкон выходил на площадь. По ее периметру стояли большие статуи. Под бело-зелеными потеками голубиных экскриментов лиц не было видно, но по фуражке старого образца Аршак догадался, что это выстроились юные отцы-основатели.

- Почему нет людей? - спросил Аршак. - Где жители города?

- Они где-то здесь, неподалеку.

И тут ухнул фейерверк. Ракеты, шутихи, петарды взмыли в яркое полуденное небо, с треском и шипением закрутились огненные колеса. Шум и грохот стоял неимоверный. В дневном свете почти не были видны, лишь пыльные дымные трассы исчиркали безоблачный небосвод. Когда Аршак опустил голову, в глазах зарябило: сотни, тысячи людей плясали, водили хороводы, играли в ручеек, пели, собравшись в кружки вокруг баянистов, гитаристов и одинокого арфиста. Над толпой реяли разноцветные воздушные шары, вдруг зашагали на ходулях пестро разодетые мужчины и женщины...

Балкон находился невысоко, приблизительно на уровне второго этажа. Иногда сюда залетали ленты серпантина, порывы ветра несли конфетти, обрывки газет и куски перфолент. К балкону притопала на ходулях румяная женщина с большим бантом в волосах и в огромной пышной юбке, какие Аршаку доводилось видеть только на старых картинах. Женщина кинула им розу, промахнулась, показала язык, а потом, повернувшись, нагнулась и задрала юбку, обнажив тугие телеса в розовых панталонах. Сильно перегнувшись вперед, она потеряла равновесие и кувыркнулась, ходулями кверху, прямо на восторженно взвывшую толпу. Аршак заметил, как подскочили к ней несколько ряженых в масках, затормошили, женщина громко смеялась и отмахивалась.