Черный смерч - [37]

Услышав смешок Дрэйка, Рушпет на минуту опешил, но потом закричал:

— А вы, вы, гангстеры, хотите урвать у меня, у моих детей то, что рабочие дали мне! Вы…

— Довольно! — зло сказал Дрэйк, — Я не за тем пришел, чтобы слушать ваши басни! — Он встал так стремительно, что стул опрокинулся. — Я не мальчик, каким вы меня считаете! Сколько вы получаете жалованья за профработу? Сколько вы платили Черному Бру?

Рушпет замялся.

— Я подскажу вам: Черному Бру вы платили десять тысяч. А за последние шесть лет не платили ничего. Так? Ну?

Рушпет молчал.

— А откуда вы их брали, десять тысяч, для Бру, если зарабатывали десять тысяч в год?

— Я работал. Я дополнительно зарабатывал статьями, докладами. Я платил эти деньги Бру, но я и моя семья голодали… Да, мистер, голодали!..

— Вы не станете отрицать, что в это же время вы себе купили дорогой автомобиль?

— Мне его подарили.

— А дача в Палм-Бич?

Рушпет испуганно посмотрел на Дрэйка.

— Она не моя, — тихо сказал он.

— Вы хотите сказать, что так как профсоюзному деятелю неудобно покупать роскошный автомобиль — как бы чего не подумали рабочие, — то он просит друзей разыграть фарс подарка. А дачу в Палм-Бич покупает за свои деньги на имя отца жены и заставляет его подарить жене. Итак, сколько вы заработали за эти два года?

— Ну, тысяч… За два года?.. Тысяч… тридцать.

— Вы врете, великий Пат Рушпет… Можете своей благообразной личностью и болтовней обманывать доверчивых рабочих, но меня не проведете, я вас знаю. Уплатите нам сейчас же шестьдесят тысяч долларов и в дальнейшем каждое первое декабря вносите по десяти.

— Убейте, у меня нет таких денег!

— А если я вам докажу, что вы заработали больше тридцати тысяч долларов за два года, вы заплатите? О, неподкупный Пат Рушпет!

Дрэйк встал и заходил по комнате, чувствуя себя Наполеоном. Он заучил факты, собранные рабочими, и будет цитировать их на память, но есть еще и фото…

— Но я бедняк, бедняк! — твердил Рушпет.

— Сколько вы получили за срыв стачки на заводах Ридерса? — спросил Дрэйк.

— Я? Клевета! Я боролся!

— Да, вы чисто работаете под «папашу» рабочих. — Дрэйк вдруг разозлился и сердито закричал: — Только благодаря махинациям ты, Пат, ловко сумел продавать рабочих оптом и в розницу и нажил на этом бизнесе пятьдесят тысяч! Брось разыгрывать передо мной наивного! Не на того напал. Сам такой, и меня не проведешь. Где у тебя счетная машинка? Крути пятьдесят тысяч!

— Но это ложь!

— Я ведь не засчитываю те тысячи, которые ты получил за предательство в профсоюзе «индустриальных рабочих мира» много лет назад.

— Что вы болтаете! — испуганно воскликнул Рушпет.

— Ты сговорился с заводчиками и убил полисмена. Это дало властям случай разогнать забастовку. На суде ты свалил это убийство на рабочего. Чистая работа!

— Чего вы от меня хотите?

— Клади на счетной машинке пятьдесят тысяч. Вот… — и Дрэйк вынул из портфеля и бросил на стол пакет, — вот фотография твоей расписки в получении пятидесяти тысяч.

— Подделка! — закричал Пат Рушпет, держа в дрожащей руке фотографию.

— А вот фотодокумент. — И Дрэйк бросил на стол фото. — Ты получаешь деньги от Ридерса.

Рушпет вне себя схватил фотографию.

— Ничего не понимаю, — сказал он, — ничего!

— За поставку штрейкбрехеров во время забастовки на военных заводах и фабриках Армстронга ты получил по двадцать долларов с головы — сто тысяч долларов.

— Неправда…

— Сбрасываю двадцать тысяч твоим приспешникам. Щелкай восемьдесят тысяч.

— Но это много, — упавшим голосом сказал Рушпет и отложил на счетной машинке восемьдесят тысяч.

— За выдачу пяти рабочих — вожаков коммунистов — на заводе Шнеера, шестнадцати коммунистов на заводе Бимас, тридцати у Чаверса и за проданные фабрикантам забастовки рабочих, составление черных списков рабочих, для которых закрыт вход на все фабрики и заводы, за фальшивый материал для суда над коммунистами…

— Тсс… — прошептал Рушпет. Бледный и дрожащий, он подошел к дверям и прислушался, затем запахнул гардины на окнах. Челюсть у него тряслась, и он удерживал подбородок рукой, делая вид, что трет его по привычке. — Сколько? — сердито крикнул он.

— Всего за два года ты выдал семьсот шестьдесят двух рабочих-вожаков… За твою агитационную деятельность в пользу Атлантического пакта и новой войны…

— Сколько денег, сколько денег? — нетерпеливо закричал Рушпет.

— С головы по тысяче долларов, а всего…

— Нет, нет, нет! Сколько вам, черт возьми, надо? Вам?

— Я сказал: шестьдесят тысяч.

— У меня нет таких денег, — тихо сказал Рушпет и грузно сел в кресло.

— Я тебе напомню. Твоя вторая жена из Кубы, которая сейчас живет во Флориде и о которой твоя первая жена не знает, — а если узнает, то тебе не видеть больше дачи в Палм-Бич и фермы в Оклахоме, — так вот, пусть эта вторая жена выпишет мне чек на тридцать тысяч долларов из твоих пятидесяти, которые у нее хранятся. И, кроме того, ты дашь мне акции сталелитейных заводов, газоэлектрической компании и нефти на тридцать тысяч. Агентство Пинкертона все знает.

Рушпет сидел с открытым ртом и шумно дышал.

— Ведь акции повышаются, — сказал он, — это нечестно. Я заплачу вам через месяц.

— Ты сейчас же позвонишь маклеру и прикажешь прислать акции сталелитейных заводов.