Черный смерч - [6]

Лишка стояла пригорюнившись, Таши и Данок бешеными глазами обводили окрестности, словно могли увидеть поблизости того, кто так страшно поступил с людьми. Неважно, что они из неведомых краёв, о которых дети Лара и не слыхивали, – есть вещи запредельные, преступления, которые нельзя прощать никому. И первое среди них – лишить родовича загробной жизни. Это страшней убийства.

Калюта раскрыл мешок с колдовскими причиндалами, откупорил крошечную долблёнку с киноварным порошком, начертал на лицах умерших знаки спокойствия, затем вздохнул и, выбрав три комочка волшебной краски, вложил их в опустевшие кисеты. Люди молчали, но все понимали, что шаман поступает правильно. Неважно, что чистая киноварь стоит баснословно дорого и приносится из неведомых земель, пройдя через сотни человеческих рук. Но раз есть у людей такой обычай, он должен быть выполнен. Бородатые не виновны, что у них не нашлось могучего предка, который всякого своего потомка умеет привести в верхний мир. Так или иначе, встреч с неведомцами не миновать, а как глядеть им в глаза, если обошёлся с их мёртвыми, словно с падалью? А так – расскажут умершие своему шаману о последней услуге, и, глядишь, доброе дело обернётся благом для живых.

Тела как могли завалили пластами растрескавшейся глины и поспешили в путь. Время позднее, охотничий отряд, промышлявший зверя по левому берегу Великой, должно быть, уже заждался четвёрку, ушедшую на кочевья диатритов. Эти набеги повторялись ежегодно шесть лет подряд, с тех пор, как молодой шаман вошёл в силу, и покуда Калюта не потерял ни одного воина, уничтожая иной раз до десятка птичьих гнёзд. Последние два года диатриты уже не высовывались за пределы солончаков, а ведь было время, когда они разгуливали по всему Завеличью.

Этот поход был так же удачен, как и предыдущие, однако тягостная находка отравила радость, и четверо воинов шли с таким чувством, словно погиб кто-то из своих, а родичи в восстановленном селении, что раскинулось на правом берегу, ещё ничего не знают.

* * *

Тяжело гружённый караван детей зубра после недельного пути вышел к торговой поляне. Собственно, и поляной эту росчисть назвать было трудно – просто ровное место среди нагромождения камней. Кусты здесь ежегодно выжигались, и буйные травы, ничем не стесняемые и покуда ещё не стоптанные людьми, были по-весеннему свежими.

Торговая поляна издревле была местом встреч не слишком друг друга жаловавших человеческих племён. Бывает так, вроде бы и те и другие – настоящие люди, не чужинцы какие-то, и делить родам нечего, а добрососедства не получается. Но на торговой поляне старые счёты забываются, поскольку без честного обмена плохо всем.

Ближние западные соседи – люди тура, давние союзники, с ними у рода зубра прочный мир. А дальше, за невысокими лесистыми горами начинаются негостеприимные земли. Живёт там несколько родственных племён, которых чохом называют – воины с косами. Это ж надо придумать, чтобы мужчины, собираясь на войну, волосы в две косы заплетали, ровно замужняя баба! Однако воевать они от того хуже не начинали, на этом все сходятся. Последние годы на западе хоть и худой, но мир. Кажется, все поняли, что торговать прибыльней, чем воевать. Люди зубра издавна поставляли в дальние страны лучший золотистый кремень, полосатый халцедон и самый тонкий наждак, в обмен получая товары, которыми изобильны чужие края. Ходили целыми караванами, иной раз по двадцать человек тащили на обмен свои сокровища. Сходились на торговых полянах, безоружные, выслав вперёд стариков. Старики и договаривались, что и как менять. Назад шли налегке, из камней, что в закатных краях бывают, только полупрозрачный обсидиан ценится. А так несли редкости – охру, драгоценную киноварь, горючую серу, выменянную на сладкую озёрную соль. Прежде покупали плотный и белый рыбий зуб, а теперь его берут куда как дешевле у потомков большого лосося, которые этот самый зуб в море добывают. Всякому известно, через сколько рук товар пройдёт, настолько и цена больше станет. Небось в тех краях, где киноварь родится, цена у нее бросовая, а тут чего только не отдашь ради щепотки алой краски. То же и с рыбьим зубом – у лососей с ним детишки играются, а на берегах Великой стоит он подороже мамонтовой кости.

Вели отряд, как и полагается, трое стариков. Главный – дед Мита, он в семье зубрихи Люны старейшина. Двое других, Волох и Рад – помоложе, но тоже белобородые, каких во всём мире уважают.

К месту вышли в срок, как прошлой осенью договаривались. Охотники разложили товары, стараясь каждый так устроить, чтобы он глаз радовал и сам себя нахваливал, цену поднимая. Затем пожелали старикам удачной торговли и отошли за рубежную речку. Не годится зря на чужой земле с оружием топтаться, это всякому понятно. Торговцы, оставшись одни, начали ладить сигнальные дымы. Разожгли три костра и поверх сушняка навалили зелёных веток и травы. Увидят воины с косами обусловленный знак и явятся на торг.

– Ты смотри, – поучал хитроватый Волох Рада, который первый раз явился на торги, – ежели что тебе приглянется – виду не показывай, а то цену заломят – не укупишь. Давай-ка сюда, что они специально заказывали? – Волох переложил покрасивше пластинки чёрного шифера. – Шифер, вощину перетопленную, выхухоль – их только на киноварь меняем, ну и на малахит…