Черный скоморох - [21]

Пигал это полотно видел впервые, но женщину, изображенную на нем, узнал. Это действительно была мать Андрея – земная женщина во всей своей ослепительной красоте. Голубоглазая и светловолосая, она улыбалась им беспечной улыбкой молодости и обретенного покоя и счастья. Счастье было здесь же, на руках, крохотное, беззубо улыбающееся миру, в котором ему предстояло пройти, будем надеяться, долгий, хотя, вероятно, и нелегкий путь. Пигал покосился на застывшего перед портретом князя Андрея и тяжело вздохнул. Его охватило горькое чувство безнадежности, вероятно, вызванное чувством вины перед женщиной. В чем эта вина, он и сам бы не смог объяснить, но, вероятно, она была, если молодая красивая женщина улыбается только на портрете.

– Что это? – Андрей с удивлением взял в руки странную игрушку из черного дерева.

Достойнейший Пигал с трудом припомнил историю, связанную с забавной фигуркой. Кажется, князь Феликс притащил ее с Земли и очень гордился этим обстоятельством. Вырезанная из черного дерева неизвестной магистру породы, фигурка паяца была смешна и ужасна одновременно. Сиринец предпочел бы оставить ее здесь же, среди кучи погремушек, принадлежавших когда-то маленькому Андрею, но сам князь рассудил иначе и взял паяца с собой.

Кентавр Семерлинг долго любовался странным произведением неизвестного мастера, прежде чем высказал свое мнение:

– Твой отец рассказывал мне, что во время скитаний по Земле он проник в замок тамошнего волхва-колдуна и выкрал у него эту игрушку вместе с твоей захваченной в плен матерью. Он называл паяца Черным скоморохом. Очень может быть, что это предмет какого-нибудь земного культа.

Достойнейший Пигал тоже кое-что припомнил. Князь Феликс, по его словам, захватил эту фигурку в подарок своему другу кентавру Семерлингу, но тот от нее отказался. И князь тогда очень расстроился, поскольку именно просвещеннейший Семерлинг просил его привезти с Земли подобную вещицу.

– Нет,– покачал головой кентавр.– Я просил князя совсем о другом.

– Как же ему удалось пронести Черного скомороха сквозь пространство и время? – удивился Андрей.– Он ведь должен был сгореть, как головешка.

– Мы тоже удивлялись,– подтвердил Пигал.– Но твой отец только смеялся. Он вообще любил ошарашить друзей каким-нибудь сюрпризом.

– Мы решили, что фигурку только-только изготовили из свежесрубленного дерева. Князю Феликсу просто повезло.

– Да,– кивнул головой Пигал.– Именно так нам тогда объяснил удачу твоего отца просвещеннейший Семерлинг и посоветовал Феликсу оставить игрушку для наследника.

– Возможно,– пожал плечами кентавр.– Я уже не помню всех подробностей.

Князь Тимерийский долго вертел игрушку перед глазами, словно пытался найти в ней только одному ему известную особенность. Пигалу этот внезапно вспыхнувший интерес князя к неизвестно откуда свалившейся вещице не понравился.

– Я возьму его с собой,– сказал Андрей.– На память.

– Я против,– возмутился Пигал.– Это ведь не Лорк-Ней, человек молодой, это только копия, сделанная невесть кем и для чего. И это совсем не та игрушка, которой ты играл на Альдеборане.

– Нет,– сказал князь.– Скоморох тот же самый.

И это было сказано с такой уверенностью, что магистр даже рот открыл от изумления. А вот кентавр Семерлинг почему-то молчал. Впрочем, просвещеннейшему, скорее всего, было не до игрушек – обожженная рука угрожающе распухала.

– Слышите? – с тревогой вдруг произнес Семерлинг.

Слева нарастал воющий звук, от которого волосы на голове сиринца встали дыбом.

– Пора сматывать удочки.– Пигал верхним нюхом опытнейшего рыбака почувствовал, что попавшая на крючок рыба готова проявить свой норов.

Кентавр Семерлинг был того же мнения, тем более что гладкая до сего времени поверхность зеркал вдруг заволновалась и пошла рябью, как поверхность деревенского пруда перед наступающей непогодой. И вдруг из ближайшего зеркала хлестнуло электрическим разрядом в мраморную колонну, которая рассыпалась в прах на глазах изумленных зрителей. Впрочем, зрители уже превратились в беглецов. И было от чего поспешать: электрические разряды буйствовали уже во всех помещениях замка, а серебристые зеркала были теперь похожи на черные провалы. Достойнейший Пигал, занявший уже к тому времени привычное в экстремальных ситуациях место на спине своего друга кентавра Семерлинга, успел заметить огромный, налитый кровью глаз, сверкнувший ненавистью из глубокого, как ночь, омута. К счастью, через секунду друзья были на винтовой лестнице, а еще через несколько минут могли вдыхать полной грудью свежий воздух благословенной Либии.

Овальный магический камень, с помощью которого исследователи проникли в замок, вдруг вспыхнул в руках слегка струхнувшего Пигала Сиринского и сгорел в мгновение ока без следа. После этого гул стих и либийская почва перестала колебаться.

– Я всегда говорил, что увлечение Черной магией до добра не доведет,– в сердцах воскликнул магистр.

– Пока все живы-здоровы,– усмехнулся Андрей Тимерийский и подбросил на ладони паяца.

– На вашем месте, человек молодой, я утопил бы эту игрушку в Либийском океане и забыл бы это место.

Пигал был крайне недоволен кентавром: не может же, в самом деле, просвещеннейший Семерлинг не понимать, какую опасность сей предмет представляет для человека молодого, да и не только для него.