Черный штрафбат - [10]

Он понятия не имеет, почему они попали на минное поле. Маршрут движения группы прописан штабом дивизии, а конкретно — майором Глахотным, заместителем начальника оперативной части разведотдела, вот с него и надо спрашивать. А сержант Зорин сам теряется в догадках. Что за разведка такая — идти по проложенному из штаба маршруту?

— Майор Глахотный утверждает, что ничего подобного не было, его соображения носили рекомендательный характер, и меньше всего в планах штаба значилось отправлять разведгруппу на минное поле. Он считает ваши обвинения абсурдными, безосновательными и не имеющими никакого отношения к действительному положению вещей. Майор Глахотный уверен, что все это полная чушь — вашей разведгруппе была предоставлена свобода действий, и имелась лишь одна задача: выяснить обстановку в прифронтовой полосе на конкретном участке местности. О наличии минного поля в заданном квадрате оперативному отделу ничего не известно.

— Товарищ старший лейтенант госбезопасности, — держался из последних сил Зорин, — задание дублировано командиром разведывательной роты капитаном Калмаковым. Почему бы вам с ним не поговорить?

Допрос напоминал общение двух сумасшедших.

— Сегодня утром капитан Калмаков отбыл с третьим взводом своей роты в подчинение штаба корпуса. Готовится очередная операция по заброске во вражеский тыл. Какая именно операция и где готовится — военная тайна. Когда вернется, неизвестно. Не думаю, сержант, что в ближайшие дни мы сможем поговорить с вашим непосредственным начальником.

— Товарищ старший лейтенант, но это полный бред! — вскипал Зорин. — Кто я вам — изменник Родины, трус, паникер, саботажник? В чем меня собираются обвинить — в шпионаже? В диверсионной деятельности? В распространении провокационных слухов? А самое главное — зачем вам это надо? Группа выполнила задание. Пусть частично, но выполнила. Информация о нашей работе, надеюсь, ушла по нужному адресу. Пусть проверяют — не я ее выдумал. По-вашему, я специально завел свою группу на минное поле, чтобы скрыть от командования информацию, полученную от гитлеровского офицера, которого сам же и поймал? А что я сам тогда делал на минном поле? Там, между прочим, мины взрывались… Держу пари, вы прекрасно всё понимаете, так какого же нужна эта глупая беседа?…

— Ну, хватит! — хлопнул оперативник ладонью по столу. — Вы заговариваетесь, Зорин! Попрошу не забывать, где вы находитесь!

— Виноват, — проворчал Зорин, — погорячился, простите.

— Вот так-то лучше. — Старший лейтенант госбезопасности откинулся на спинку стула и с нескрываемой насмешкой стал рассматривать злого сержанта. — А вы отчаянный малый, сержант. Отчаянный и полностью лишенный способности просчитывать последствия своих поступков.

— Я не интриган, — проворчал Зорин, — я солдат и сражаюсь за Родину.

— Забыли еще добавить: за Сталина. — Оперативник иезуитски улыбнулся.

— А это подразумевалось, — парировал Зорин. — Неразрывные понятия. Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? Скажите, пожалуйста, как долго еще будет продолжаться наша беседа? Если хотите меня арестовать — давайте. Если нет — то у меня, извините, дела.

— До особого указания можете быть свободны. — Укладышев подтолкнул сержанту протокол допроса: — Прочтите и распишитесь. Отправляйтесь в часть и продолжайте выполнять свои служебные обязанности. Но не думайте, что ваше дело спустят на тормозах. Расследование продолжится, и я не уверен, что оно закончится положительным для вас образом. Успехов вам на ратном поприще, сержант.

Зорин козырнул, четко повернулся, вышел.

Мишка Вершинин сидел во дворе управления контрразведки, нервно комкал пилотку и таращился на две машины у детской песочницы. Джип повышенной проходимости ГАЗ-64 и его заокеанский близнец «Виллис», приобретенный по лизингу. Видимо, выискивал десять отличий. Чего их выискивать? Наши машины ни с чем не сравнятся. Мощнее, надежнее, а внешний вид и удобства — это дело буржуазное и на войне отнюдь не обязательное. Советская техника, как известно, — лучшая в мире.

— Господи, Лexa, тебя отпустили… — Пот облегчения хлынул с побелевшего лба товарища. — Меня мурыжили два часа. Какой-то лейтенант Шустрин… Десять раз заставил повторить одно и то же. Как мы оказались на этом окаянном поле между Бурмистрово и Корюжевкой… Я тебя не заложил, Лexa. Стоял на том, что маршрут отхода разведгруппы был передан капитану Калмакову заместителем начальника оперативной части майором Глахотным — и об этом было известно всем членам группы. Ты действовал геройски, и только благодаря тебе мы разнесли колонну и взяли в качестве «языков» двух рыл… А он давай меня терзать — какое, мол, имели право прикончить Вейссера? Полный кретин, он даже не задумался, как бы мы тащили этих горилл через линию фронта…

— Не бери в голову, Мишка, — бормотал Зорин, — обойдется. Нужно быстрее забыть об этом… Всё, поехали в часть. Помянем мужиков.

— Поехали. — Мишка с готовностью подскочил, подтянул спадающие штаны. — Кстати, Лexa, с минным полем какая-то полная хрень. Лейтенант Ильясов говорил — командир третьего взвода, мужик знающий, — что об этом минном поле всем давно известно. И если в штабе говорят, что об этом не знают, то они вредители и саботажники. Эти мины еще наши устанавливали в августе сорок первого, когда отступали на этом направлении. Хотели немцев сдержать, уж больно привлекательно в оборонительном плане это «бутылочное горлышко». Зарыли мины, окопались на опушке. А немцы возьми да обойди. Целый мотострелковый батальон погиб. А месяц назад наши сами на это поле напоролись. Был приказ занять господствующие высоты, пошли через поле, ну и… откатились, а там и приказ пришел — мол, тылы еще не подтянулись, с наступлением повременить. Так и торчим тут месяц. Полная хрень, говорю, Лexa. В штабе не могут быть все предатели. Но один или двое могут. О том, что майор Глахотный лично инструктировал Калмакова, штабисты могут и не знать. Калмаков на задании — готов поспорить, что к его отъезду из части Глахотный приложил старание…