Черный роман - [90]
Эти слова, произнесенные три года спустя после смерти Флеминга, звучат как пощечина. Но справедливости ради добавим, что и сам Флеминг все-таки отдавал себе отчет в своих слабостях как литератора. Безусловно, это говорит в пользу автора, осыпаемого похвалами и фантастическими гонорарами, которые любого более слабого человека заставили бы сразу же почувствовать себя гением первой величины. За четыре месяца до смерти, то есть именно в период своего наивысшего взлета, Флеминг в разговоре с Жоржем Сименоном делает ряд многозначительных признаний:
«Я придумываю самые невероятные интриги: очень часто они основываются на нескольких газетных строках. Люди говорят: «О, это совершенно абсурдно!» Мои отрицательные герои слишком черны. Но, в сущности, люди совсем не такие. Это я придаю им такой вид. Правда, мне уже все трудней находить подходящих отрицательных героев. И наконец, я больше не хочу писать против русских. Я использовал русских в четырех или пяти книгах. Однако я думаю, что сейчас мы должны жить в мире с русскими. Стало быть, придется придумать какую-нибудь международную организацию… У меня совсем нет намерения писать настоящий роман. Я думаю, что, когда покончу с Джеймсом Бондом, больше писать не буду. Я уже почти исчерпал себя».[83]
Свой разговор с Сименоном Флеминг закончил словами: «Я весьма скромно оцениваю свои произведения». И это заявление— не пустая фраза. Достаточно вспомнить, что автор не считает свои книги «настоящими романами», то есть серьезной литературой, сознает свою предвзятость в клевете на противника, признает (пусть косвенно) свою вину по отношению к «русским». Самокритичность, вызывающая уважение, но бесполезная сейчас, не до, а после создания этого мрачного героя «холодной войны» по имени Джеймс Бонд.
Мы подробно остановились на романах Флеминга потому, что, как уже упоминалось, творчество этого автора в известном смысле обобщает существенные черты самой популярной тенденции в развитии шпионского романа, которую мы бы обозначили как тенденцию к фантастике и которая представляет собой отроческий период жанра, хотя и является все еще достаточно популярной. Девальвация книг Флеминга, по сути, была характернейшим симптомом девальвации всей этой шпионско-фантастической продукции в глазах публики, слишком уставшей от небылиц, пошлых проамериканских хвалебных гимнов и столь же пошлой антисоветской клеветы.
Другая тенденция, которую можно назвать иногда реалистической, а иногда псевдореалистической, призванная заменить роман, состоящий из невероятных выдумок, выдумками, по крайней мере внешне более достоверными, развивается уже в 60-е годы. В сущности, эта тенденция проявляется и раньше, еще в те годы, когда Флеминг пожинал лавры, но писателям нового направления предстояло изрядно потрудиться и завоевать благоволение буржуазных рецензентов и законодателей общественного мнения, чтобы преодолеть инерцию мещанских вкусов и привлечь внимание публики.
Главными представителями и в известном смысле родоначальниками этого течения были два англичанина — Лен Дейтон и Дэвид Корноуэлл, известный под псевдонимом Джон Ле Карре. Первый роман Дэйтона, знаменующий новый этап в развитии жанра, вышел еще в 1962 году. Это «Айпкресс, немедленная опасность» («The Ipcress Fife»). Но лишь три года спустя, когда Флеминг уже лежал в могиле и шумиха вокруг его имени немного поутихла, эта книга получила должную оценку. Переведенный в то время на французский язык, роман Дэйтона не без оснований был принят как сигнал крушения «бондизма». И Жак Кабо свою рецензию в журнале «Экспресс» начинает следующими знаменательными словами:
«На этот раз Джеймс Бонд подвергается серьезной опасности. Это не лазер, не кобальтовая бомба, не хладнокровная блондинка. Угроза исходит от мелкого анонимного чиновника. У непобедимого Джеймса Бонда, этого Тарзана контршпионажа, не было оснований бояться фикции, потому что и сам он был просто мифом. Но он должен, без сомнения, опасаться реальности. Чтобы написать что-то посильнее Джеймса Бонда, достаточно написать просто что-либо более правдивое. Именно так и поступает Лен Дейтон».[84] Аналогична и оценка Буало и Нарсежака: «Флеминг был человеком, который развлекает. Лен Дейтон — романист. Он умеет делать все: выдумывать своих героев, как Грэм Грин, создавать интриги солиднее, чем у Эрика Амблера. У него самобытный острый юмор, и, наконец, он обладает вкусом не к чудовищным, а к большим сюжетам».[85]
Лен Дейтон, как и Флеминг, не чужой человек в разведке. Во время войны он работает сначала водолазом в одной секретной части, а позже сотрудничает в разведке британской армии. После войны Дейтон занимается журналистикой в сферах, весьма далеких от литературы: он заведует «гастрономической рубрикой» в «Обсервер».
Как уже отмечалось, новое, что принесли с собой в шпионский жанр авторы вроде Дейтона, — правдоподобие. Но Дейтон достаточно уважает себя и не претендует на то, чтобы правдоподобие его книг приравнивалось к правде. «В области секретных служб, — говорит сам Дейтон, — тот, кто знаком с делами, вообще не пишет или же пишет что-либо другое. Меня же беспокоит, не «слишком» ли я информирован…»
