Черный риелтор, или Квадратные метры жулья - [31]

— Ну вот, малышка, папочка, наверное, уже спит. Он устал после работы и не слышит звонка телефона. Тебе тоже надо спать, а завтра днем мы обязательно ему дозвонимся. Теперь глазки закрывай, баю-бай… — сказала Надя и выключила телефон. Она села поближе к малютке и запела любимую дочкину колыбельную песню.

Вскоре Наташа успокоилась, закрыла глаза и провалилась в необъятно зыбкий мир сновидений, где уже несколько минут бродил ее отец, словно тоже услышавший ту же колыбельную. Однако детям в этом мире было отведено особое место, чтобы им ни в коем случае не приснилось того, что может присниться их одурманенным наркотиками родителям. Поэтому отец с дочерью здесь так и не встретились…

Этот день для Аркадия пролетел особенно быстро, хотя ничем особенным он не занимался. Скорее, Аркадий просто «отходил» от ночи, переполненной наркотиками и спиртными напитками. Вечером он поехал на тренировку. Занятия прошли обычно, и, когда Аркадий снимал в раздевалке кимоно и засовывал его в свою сумку, он не прислушивался к беседе о ценах на бензин, которую вели несколько человек, переодевавшихся рядом с ним. Аркадий мечтал о том дне, когда он сойдет в сопровождении жены и детей по трапу с самолета, приземлившегося в Германии, и все нынешние проблемы останутся навсегда лишь в воспоминаниях. Аркадий думал о небольшой гостинице, которую он купит в недалеком будущем и которую будет эксплуатировать всю оставшуюся жизнь. Ему было хорошо, так как этот день приближался. Девочки будут учиться в немецкой школе и в дальнейшем после окончания института выйдут замуж обязательно за немцев. Надя станет управляющей гостиницы, а сам Аркадий…

Вдруг в сумке зазвонил сотовый телефон. Воскресенский достал трубку и, включая на ходу, поднес к уху:

— Да?

— Привет! — крикнул Митя. — Я съездил и посмотрел эту квартиру в Перове. Хозяева согласны доплатить пятьдесят шесть тысяч долларов, только они просят еще раз хату Боряныча посмотреть. Ну, всей семьей теперь, а то я только мужику показывал, — быстро говорил Митя.

— Хорошо. Я буду на квартире, заранее все подготовлю, а ты подвози их к десяти.

— Понял.

— Ладно, — спокойно сказал Аркадий и вдруг оживился: — Ой! Слушай, у меня кто-то на второй линии прорезался. Все! Давай. До завтра.

Глава 25 «Ты чего, придурок? Боряныч, что ли?»

В девять часов сорок пять минут господин Воскресенский стучал в хорошо знакомую дверь. Ответа не последовало, тогда Аркадий постучал снова. И вновь — ни малейшего отклика не прозвучало из недр этой берлоги. Аркадий забеспокоился и принялся стучать еще более громко и настойчиво. Так он громыхал до тех пор, пока из-за двери не послышался скрипучий Танчурин голос:

— И-и-и кто-о там?

— Открывай, Танчура. Это друг семьи Боряныча. Это Филя, — немного успокоившись, приказал Аркадий.

— А, это ты-ы-ы… щас открою, — проскрипела жиличка, елозя ключом в замочной скважине и изрыгая матерные ругательства в адрес «этого блядского устройства, которое вечно не работает».

Наконец дверь приоткрылась, и лестничную площадку немедленно заволокло зловонием. Пьяная жиличка держалась за дверную ручку, и было заметно, что она едва стоит на ногах. Аркадий поморщился и, обойдя Танчуру, зашел в квартиру. Он сразу прошел на кухню, где имел честь лицезреть Любку, сидевшую за столом, столь густо заставленным пустыми бутылками из-под водки и пива, что чем-то напоминал лесной пень, обросший опятами. Она курила «Приму» и была куда пьянее своей постоялицы. В колченогом кресле, стоявшем у самого окна, развалился храпящий Боряныч. Окинув быстрым взглядом столь неприглядную картину, Аркадий зловеще ухмыльнулся:

— Что, отдыхаем?

— Н-у-у-у, — промычала Любка, уставившись в него тусклым взглядом, а потом, словно только сейчас узнав, радостно воскликнула: — Здорово, Борян… Ой! Здорово, Филеныч!

— Здорово-то здорово, но ведь я по делу. Сейчас приедут родственники нашего общего мидовского знакомого, чтобы еще раз на вашу квартиру посмотреть.

— Да-а-а? И чё-ё-ё? — снова по-коровьему протянула Любка.

— То, что давай быстренько приберемся: Танчуру выпроводим на лестницу покурить, а Боряныча разбудим, — распорядился Аркадий.

— Давай… а мы-то когда ихнею квартиру поедем смотреть? — вдруг опомнилась Любка.

— Послезавтра вечером. По-сле-зав-тра! Понятно?

Любка мотнула непричесанной головой и оборотила ее в сторону мужа:

— Боряныч, просыпайся. Филенчик по делу пришел. — Затем она поворотила голову обратно в сторону Аркадия и, затянувшись сигаретой, произнесла заплетающимся языком: — Ща… Не дрейфь, Филеныч, щас все будет путем… все будет в поряде.

Аркадий посмотрел на спящего Боряныча, абсолютно не реагировавшего на происходящее, и после непродолжительных размышлений подошел к нему и сильно потряс за плечо. Боряныч открыл глаза, громко кашлянул и, глядя куда-то в сторону, стал не говорить, а просто рявкать:

— Какого… Что тут такое, вааще?..

— Боряныч, просыпайся. Давай иди умойся и причешись. Сейчас люди придут, а у тебя вид как у вурдалака, — разъяснил обстановку Аркадий и помог Борянычу встать с кресла.

Качаясь и бубня себе под нос что-то типа «Ногою раздавивши таракана, подумай о превратностях судьбы…», Боряныч поплелся в ванную. Аркадий достал сигарету и вручил ее Танчуре, тут же взявшей со стола спички и жадно закурившей. Тогда Аркадий достал следующую сигарету и снова отдал ее Танчуре со словами, произнесенными явно в приказном тоне: