«Черный пояс» без грифа секретности - [19]

Подобные призывы явились настоящим откровением для очень многих молодых, сильных и ослеплённых национализмом людей, большинству из которых трудно было пробиться наверх, к вершинам славы внутри самой Японии, где в силе оставались еще многие мэтры политики, помнившие об идеалах Мэйдзи Исин, знающие, как много Япония взяла у западных стран, и трезво оценивающие место страны в мире. Лишенные социальных лифтов у себя дома, они надеялись сыскать их за пределами родных островов. «Маньчжурия должна была стать… царством социальной справедливости и равных возможностей: в идеале для всех, населявших ее, а на практике для японцев, для тех, кто “не нашел себя” дома. “Не даете нам возможности нормально жить в Японии, так дайте возможность нормально жить и работать в Маньчжурии!” — примерно так можно сформулировать их основное требование»[47]. В полной мере эти процессы относились и к сфере будо, где старые мастера, наставники уже давно сформировавшихся школ и стилей, руководители мощных и уважаемых организаций, прежде всего, Дам Ниппон Бутокукай, оказались весьма сдержанны в оценках событий, а тем более в своих действиях. К сожалению, этого нельзя сказать о многих из их учеников — талантливых, энергичных, но излишне импульсивных мастерах, которые хотели, но не могли реализовать свои амбиции в Японии. Соси разных рангов, а также тысячи и тысячи других решительно настроенных и преданных им адептов будзюцу, и направлялись на территорию материковой Азии — добровольно или по приказу — с задачами, полученными как от военного командования, так и от лидеров многочисленных тайных обществ, являвшихся, по меткому выражению В.Э. Молодякова, «хранителями и наследниками традиционалистской, национальной философии и идеологии»[48]. Для них Корея, Маньчжурия, центральный Китай, Тайвань, даже Филиппины стали настоящим полигоном для проверки собственных сил — и физических, и нравственных. Для Японии в целом эта проверка обернулась позором Нанкинского, Манильского и многих других «инцидентов», в которых меч и штык императорской армии стали символами не будо, не благородного воинского искусства, а жестокости и агрессии.

До сих пор неизвестно, сколько именно существовало в то время праворадикальных обществ и как много мансю соси они объединяли — по понятным причинам такое членство либо не определялось конкретно (достаточно было сказаться «сочувствующим», чтобы быть отнесенным к числу представителей какого-нибудь «Общества хризантемы»), либо просто не афишировалось. Всё это сильно затрудняет изучение вопроса, но кое-что мы всё-таки знаем.

Неизвестное об известных

Как мы уже упоминали, в качестве маньчжурских «испытателей» отметились многие знаменитые в будущем мастера единоборств. Широко известно, например, что создатель айкидо Уэсиба Морихэи был не только одним из ревностных адептов многочисленной синтоистской секты Омото-кё, подвергавшейся в предвоенный период давлению официальных властей Японии[49], но и очень интересовался проблемой освоения Маньчжоу-го. Одна из первых поездок туда будущего «Великого учителя» — О-сэнсэя состоялась в 1924–1925 гг. Вдохновлённый своим наставником и другом, основателем и главой Омото-кё священником Дэгути Онисабуро (1871–1948), Уэсиба решил помочь тому в осуществлении идеи создания «зоны великого сопроцветания, мира и добра». 13 февраля 1924 г. они отправились во Внутреннюю Монголию. По прибытии на место с помощью некоего Лу Чжан Гуэя Дэгути создал «Независимую Армию Северо-Запада», взял в свои руки распределение соли и риса, оповестил всех о создании Царства Бога и объявил себя Спасителем Мира. Правитель северного Китая, совершенно чуждый религиозной трескотне восточного соседа, Чжан Цзо Лин не потерпел такого самоуправства. Японцы, в том числе мастер будо и его наставник, путешествовавший по Маньчжурии на священном в синто белом коне, были арестованы. Чжан Цзо Лин казнил Лу Чжан Гуэя и приговорил к смерти приезжих японцев, включая телохранителя «Спасителя» Уэсиба. Только вмешательство японского консула позволило Дэгути и Уэсиба вернуться 25 июля 1925 г. на родину целыми и невредимыми, а опыт неудачной пропаганды Омото-кё, окончившийся позорным пленом, похоже, серьёзно повлиял на формирование миролюбивой философии основателя айкидо.

Тем не менее Уэсиба посещал Маньчжурию и позже. Поклонники айкидо любят упоминать о том, что он даже демонстрировал своё искусство перед императором, нередко путая при этом императора японского — Сева с императором маньчжурским — Пу И. Уэсиба встречался как раз с последним. Это произошло в 1942 г. — на празднованиях десятилетия образования маньчжурского государства и в самый разгар войны. Причём, по официальной версии, организация поездки Уэсибы в маньчжурскую столицу Чанчунь приписывается Дай Ниппон Бутокукай, с которым основатель айкидо активно сотрудничал в статусе «консультанта», а по неофициальной — некоему «тайному обществу», с которым он тоже вполне мог взаимодействовать, но вряд ли хотел об этом распространяться. Обе версии имеют равное право на существование, и вот почему.

Когда в 1941 г.