Черный порошок мастера Ху - [44]

— Давайте! — сказал доктор Кабан и наклонился вперед.

Госпожа Хань отпустила поднятую часть тела, которая тотчас же печально сникла, ударившись с глухим стуком о бедро ее мужа.

— Не может быть! — возопил врач, вне себя от возмущения. — Это еще что за дохлая крыса?

Набросившись на сжавшегося от стыда и страха пациента, доктор Кабан схватил упрямый орган и принялся крутить его во всех направлениях. Растягивая его, перебрасывая с руки на руку, он старался силой оживить обмякшую плоть. Губы господина Ханя побелели, однако он переносил экзекуцию с мужеством, достойным всяческого восхищения, готовый выдержать любую боль, лишь бы обрести былую силу. Жена его тем временем отвернулась, чтобы не видеть, как издеваются над ее мужем. Раздраженный оказанным ему неожиданным сопротивлением, доктор Кабан как следует уперся ногами в пол, чтобы использовать всю свою внушительную массу, и дернул с нечеловеческой силой. Раздался громкий хруст.

— Ой, больно! — вскрикнул господин Хань со слезами на глазах. — Вы же растянули мне связки!

Видя, как запястье пухнет прямо на глазах, врач безнадежно выругался.

— Ладно, видно, подвижность руки восстановится не сегодня. Я только не понимаю, почему вам не помогло лекарство, которое я прописал в прошлый раз.

— Потому что аптекарь сказал, что у него больше нет проспиртованного мяса пантеры, — слабым голосом ответил пациент. — Похоже, что это средство очень приглянулось китайцам, которые оценили его укрепляющее воздействие на кости. Вот он и продал им втридорога все свои запасы.

— Идиот! — презрительно бросил доктор Кабан. — Жалкий торгаш, вечно пресмыкается перед тем, кто больше заплатит. А вы, значит, тем временем не можете даже приподнять руку. Что ж, тем хуже. В ближайшее время займемся этим хилым запястьем, которое распухает прямо на глазах…

* * *

Равнина вибрировала от зноя в лучах палящего полуденного солнца. Камни, которыми была вымощена пустынная дорога, излучали жар, словно маленькие жаровни. В лугах надрывались сверчки, птицы же искали прохлады в бамбуковых зарослях. По краям тропинки мимозы раскинули свои перистые листья, четко вырисовывавшиеся на светло-зеленом фоне рисовых полей.

Обнажив голову, мандарин Тан широкими шагами шел прочь от уснувшего порта. Проходя в час послеполуденного отдыха через притихшие городские кварталы, он не встретил ни одного прохожего. Горожане, растянувшиеся на тростниковых циновках, даже не заметили, как проворная тень судьи проскользнула вдоль витрин их лавчонок, прежде чем покинуть город через северные ворота. Мандарин решил, что пешая прогулка будет для него приятнее езды в паланкине, в котором в такую жару можно просто задохнуться. Теперь его темно-синяя куртка намокла от пота, а штаны покрылись пылью. Издали его можно было принять за стройного крестьянина, торопливо возвращавшегося в свою деревушку.

Дорогой мандарин размышлял о рассуждениях Диня, которые заставляли его по-иному взглянуть на действия Сю-Туня. А что, если он и правда питал иллюзии относительно этого француза, которого даже возомнил было своим другом? Не в первый раз ему приходится ошибаться в людях.

Две огромные бабочки медленно кружили перед ним, а затем скрылись в ветвях. Среди давящего зноя мандарина пробрала дрожь. В детстве он слышал, что вот в таких бабочек-призраков с коричневыми крыльями вселяются души женщин, погибших насильственной смертью.

Эта мрачная легенда заставила его вспомнить о двух несчастных, погибших на потопленной джонке, смерть которых еще оставалась загадкой. По мнению доктора Кабана, обе стали жертвой кровотечения, но он все еще не знал, от чьей руки и по какой причине они погибли. Зато недавнее нападение на кладбище, о котором рассказал Динь, и в частности действия похитителей надгробий, дало ему новую ниточку: слишком уж хорошо они были организованы для живых мертвецов.

А вот расследование смерти графа Дьема стояло на месте. Единственная улика, белая шелковая нить, привела их к каким-то воздушным змеям, роль которых в этом убийстве трудно себе даже вообразить. После прибытия двух набитых до отказа сундуков он вообще пребывал в отвратительном расположении духа, постоянно возвращаясь мысленно к оскорблению, которое осмелился нанести ему этот наглый скопец, прислав целую кучу нудных бумаг. Внутренне он был глубоко убежден, что все это лишь уловка, направленная на сокрытие какого-то важного обстоятельства. Только бы Диню удалось выудить из этого хлама нечто важное… Тогда уж он, мандарин Тан, постарается наказать наглеца по всем законам жанра!

Погруженный в размышления, мандарин вышел на вершину склона, откуда хорошо были видны извивы реки, убегавшей вдаль, к Китайскому морю. В одной из излучин, меж двух рощиц казуарин, рассыпались жилища бродяг. С высоты холма он ясно различал клочки возделанной земли: посадки сладкого картофеля заметно подросли со времени его последнего посещения; другие свежевспаханные участки, несмотря на страшную жару, еще только ожидали посевов. Эти изгои всячески избегали города и отчаянно держались за свою независимость. Сбежав вниз по склону, он быстро очутился в их владениях, где царила такая же тишина, как и в городе. В хижинах на откидных койках там и сям храпели люди, воображавшие себе во сне другие, более сытые и беззаботные жизни, чем та, которую им было суждено прожить в действительности. Без труда пробирался он по лабиринту недолговечных строений, ветхие деревянные стены которых увенчивала кровля из пальмовых листьев. Он точно знал, куда идет.