Черный передел. Книга 1 - [40]

– Что ж, – горько произнес Игорь, – я так и знал. – Он провел широкой ладонью по бритой голове – никак не мог привыкнуть, что нет больше пышной шевелюры. – Вы с мамой, на мое несчастье, слишком деловые люди. Я лучше пойду! – Игорь попытался встать, но отец удержал на месте.

– Игорек, милый, ну, встань ты на мое место, как мне быть? Отказаться?

– Не имею права тебя обвинять. – Игорь смотрел в сторону, где ворковала парочка, не обращая на окружающих внимания. – Лучше бы я ушел тайком от вас. Прощай, отец!

– Погоди! Ты смотри там в оба, – заторопился Русич, – слушайся командиров, а если выпадет…

Игорь был сыном своего отца, ушел, не дослушав наставлений, которые – он сам это отлично понимал – в подобной ситуации выглядели довольно смешно. В кафе было малолюдно, тихо играла мелодичная музыка. Наверное, пора было уходить и Русичу, но на душе скребли кошки, а здесь, на соседнем стуле, казалось, все еще сидел Игорь, мысленно можно было даже продолжать с ним разговор, оправдываться, сообща разобраться в ситуации, найти разумный выход из сложнейшего положения. В конечном счете, на кой черт ему лететь на Сахалин? Без него компетентная комиссия разберется. Но отказ только усугубит его положение: мол, специально увильнул от расследования, хочет избежать наказания. Да, но и Галина хороша, ничего не скажешь, улетела еще раньше. Словом, они оказались далеко не лучшими хранителями семейного очага. По молодости, не стесняясь друзей, открыто восторгались друг другом, вслух толковали о достоинствах, которыми якобы обладали. Вместе мечтали достичь самых высших жизненных вершин, чудаки, помнится, даже составили перспективный план на 25 лет вперед, предусмотрели в нем все: рост по должности, зарплату, как нарочно, упустили только в плане рождение детей. «Вы хоть ребеночка-то родите», – полушутливо попросила мама Зина. «А чего там мелочиться, – смеялась Галина. – Я нарожаю Алексею кучу детей: пятерых мальчиков и двух девочек». Ох-хо-хо! Одного-то по-настоящему поднять на ноги не сумели.

Мысли Русича вновь вернулись к Галине. Сдурела баба – разливщик горячего металла, «непрерывщик» – так себя называет. Готов дать голову на отсечение, второй такой фанатички на всем белом свете больше не найдешь. Правда, следует отдать должное – неимоверными усилиями выбилась в лидеры, теперь всюду нарасхват. Потеряла семью и даже не заметила потери. Вот и сейчас – улетела в Японию, бросив на распутье сына. Да и я, что там говорить, хорош гусь. То на Черном море загорал, с писателями общался, теперь должен лететь через всю страну. Игорь – парень самостоятельный, не больно-то нуждается, как в старину говаривали, в отцовском благословении, но все же в армию идет, не в турпоход с ночевкой. Русич посмотрел в окно. Рядом с кафе женщина в оранжевой путейской куртке сгребала в кучу граблями сморщенные листья. Чуть поодаль горел костер – дыма было больше, чем огня. Женщина подносила листья на брезенте, опрокидывала в костер. И вспомнился Русичу их костер по вторникам – юношеская забава. Каждый вторник собирались на берегу реки друзья-товарищи, частыми посетителями у костра были какие-то опухшие бедолаги, голодный люд. Сидели, глядели на огонь, толковали о смысле жизни, делились последним куском хлеба. Уходили, как из церкви, очищенные, просветленные. Сейчас бы зажечь наш костер, мелькнула у Русича дикая мысль, объясниться, попросить совета, но… «одних уж нет, а те далече».

– Не желаете рюмочку коньячку? – склонился к столику пожилой официант, – так сказать, под настроение здорово помогает. А настроение у вас, извините, минорное-с…

– А вы психолог, угадали.

– Служба-с. – Официант взмахнул блокнотом. – Слушаю.

– Спасибо, спиртное без повода не употребляю, – глухо проговорил Русич. – А впрочем, ведь вы правы, да и повод есть, принесите мне граммов эдак триста красного вина.

– Сей секунд! – Официант мгновенно исчез и очень быстро возвратился, будто за перегородкой уже загодя был наполнен графинчик.

Русич огляделся по сторонам, знакомых не обнаружил. Налил рюмку, выпил. Теплая волна прошла по телу, и что-то отпустило внутри. Налил еще. Выпил, удивляясь новому ощущению – накатило благодушие. Мысли постепенно перешли к последнему разговору с Петром Кирычем, затем он стал вспоминать рассказы сослуживцев о Щелочихине. Странный, ничего не скажешь, человек. Злые языки утверждали: попадал Петр Кирыч в положения, которые принято считать экстремальными, выходил сухим из воды. И прозвище к нему приклеилось – «непотопляемый».

Стал вспоминать Русич и прежних руководителей. Были среди них и орлы, и мокрые курицы. До сего дня дошли настоящие легенды о первом директоре завода Бударине. Командовал бронепоездом, потом служил у Котовского, учился в промакадемии, за год прошел два курса, душевный был человек, мог снять последнюю рубаху и отдать нуждающемуся товарищу. Имелась, правда, у Бударина одна странность – приезжал на работу верхом на коне, подаренном лично Котовским, носил кавалерийскую папаху, сапоги со шпорами. На смену ему пришел бывший балтийский моряк Мукасеев. При нем был создан знаменитый отбойный молоток, которым Алексей Стаханов установил свой феноменальный рекорд. Возглавлял завод Мукасеев около двадцати лет. Человек глубоко порядочный, чуткий, не курил, не пил спиртного, за все годы никто из работников не слышал от директора грубого слова. За освоение серийного производства вентиляторов для угольной промышленности был награжден орденом Ленина. Третий директор, Лукашов, также был умницей, но, к сожалению, часто болел, сказывались раны, полученные на фронтах Отечественной войны. Когда он болел, все сотрудники с охотой соглашались ходить к нему домой с деловыми бумагами, там быстро решались любые вопросы. Директора приглашали в главк, в министерство, но у него, видимо, были свои представления о карьере.