Черный огонь - [3]

Шрифт
Интервал

И совершенно так же, как в печати и в литературе, "левые" выбивают "кадетов" из этого центрального положения, и стремятся занять их место: это видное, громадное, "везущее воз" место.

Но отчего? отчего?

У "кадетов" ум, таланты, влияния, связи, начитанность. Я наблюдал в прошлое лето: если взять их лидера, проф. Петражицкого, и сравнить его с "трудовиками", то, конечно, все они, и с родителями и с детьми, не прочитали столько и не знают столько, сколько этот маленький, беленький, худенький профессор. Отчего же он и вся их модная, цветистая, красивая партия топая ногами "очищает залу" и уступает ее смазным сапогам, худым лицам, возбужденным взорам, отрывистой резкой речи? Отчего?

Что есть у левых? Ну, ум еще есть: но больше - решительно ничего. Сума за плечами или вроде этого - вот средства завоевания, инструмент побед.

Ничего нет... и они побеждают, как побеждали первые христиане древний мир, этот мир Горация и Пантеона, куртизанок и блеска, гражданского права и сложной цивилизации.

Только теперь, как это ни грустно сказать, в положении отступающего и побеждаемого - именно этот христианский мир, родившийся в катакомбах и затем родивший из себя громадную неизмеримую цивилизацию, около которой "апокалиптические царства" Кира, Навуходоносора и Нерона суть то же, что старые красивые и слабые фрегаты около стального броненосца. Пали, по Апокалипсису, те древние царства: но вот, по какому-то новому Апокалипсису, явно крушится и сам победитель, о котором в пророческой книге предречено, что он будет "царствовать вечно", что в нем "правда и закон", и вообще, что это "последнее", после чего ничего не нужно и ничего "не будет".

"Левые" суть начинатели какого-то нового мира. Об этом кажется даже поется в их аляповатых, грубоватых песенках, - грош ценою в смысле поэзии. И весь вопрос и заключается собственно в том: каким образом мог зародиться какой бы то ни было "новый мир" среди того "апокалиптического окончательного" мира, который именуется "христианством"? Как ему нашлось место? Где оно нашлось? В этом весь вопрос и пожалуй вся метафизика левого положения вещей.

Здесь мы должны будем произнести несколько еще более грустных слов, чем ранее. "Место" нашлось для "нового мира": ибо ничего из вековечных жажд и ожиданий и нужд человечества не было утишено "благою вестью", вынесенной из катакомб.

Умираем - так же!

Болеем - так же!

Нефриты, раки, чахотка - все те же!

Тюрьмы - такие же! Нет, еще страшнее: разве древний мир изобретал что-нибудь [подобное] "одиночной камере" на 20 лет, этой холодной параллели огненного "ауто-да-фе" средних веков.

Тоска, голод, самоубийство, мор детей, унижение женщин, звание "проститутки" и желтый билет - что изменилось после Рождества Христова сравнительно с тем, что было до Рождества Христова?

Да, забыл... появились утешения!

Появилось успокоение!

Явился новый, неслыханный, небесный глагол: "претерпите"!

- "Блаженны нищие"...

- "Блаженны гонимые"...

"Блаженным" осталось только улыбаться на утешение... в каменных тюрьмах, в больницах для сифилитичных и видя, как дитя задыхается в скарлатине и нет рубля, чтобы позвать доктора.

"Блаженные" ежились, корчились, делали улыбку, глотая слезы... и не выдержали.

- Позвольте: отец христианского мира, папа Бонифаций VIII, получив пощечину от римского патриция Колонна, вошедшего во дворец его с победителями французами, - умер от обиды и бессильного негодования. Отчего же он не "претерпел по образцу Голгофского Страдальца", как указывает нам, людям, толпе, мученикам рода человеческого?

Мы за тумаком даже не гонимся: такая малость! У нас дети умирают в скарлатине - это больше! Почему же мы, слабые, маленькие, обязаны "терпеть по примеру Голгофского Страдальца", когда сильные учителя наши, древние и новые, не могут и никогда не могли вынести даже простой обиды и неповиновения, умирая от первой, а на вторые отвечая тюрьмой и огнем? И, наконец, Сам Голгофский Страдалец правда умер безгрешный: но ведь смертью Он победил мир, купил его, завоевал его. "Царство Христово", "христианский мир"... мы-то, с чахоткой, раком, нефритами, какое "царство" основываем и "что" побеждаем? Цену видим она безмерна. Награды никакой. Да вот разве что батюшки "с нами", "за нас", "благословляют нас на страдание" и обещают за него "награду на том свете". Но они не "на том свете", а на этом ходят в золотых ризах, облекаются, как иконы, имеют честь, славу и поклонение, просят жалования: отчего мы и для нас отложено все до "того света"? За требу мы платим "на сем свете". Нельзя сказать попу: уплачу, батюшка, за крестины на том свете - теперь не при деньгах. Отчего все получают "на сем свете" и Сам Христос получил царство, вот этот "христианский мир", тоже на сем свете - в виде католической Франции, православной России, протестантской Германии: только одни мы, страдальцы, работники, больные, зараженные, голодные, "будем получать там"... "За расчетом приходите позднее"... Странно: при таком расчете работники ропщут на дворе фабрики. Так то - фабрика, явная ложь и притеснение. Но ведь это - церковь, религия, ведь мы у учителей такого учения руки целуем, под благословение к ним подходим, шагу в жизни не делаем без их благословения и нам это запрещено: как же тут-то "расчет позднее", когда все решительно и они сами требуют расчета здесь, требуют его честью, славой, поклонением и наконец просто деньгами.


Еще от автора Василий Васильевич Розанов
Русский Нил

В.В.Розанов несправедливо был забыт, долгое время он оставался за гранью литературы. И дело вовсе не в том, что он мало был кому интересен, а в том, что Розанов — личность сложная и дать ему какую-либо конкретную характеристику было затруднительно. Даже на сегодняшний день мы мало знаем о нём как о личности и писателе. Наследие его обширно и включает в себя более 30 книг по философии, истории, религии, морали, литературе, культуре. Его творчество — одно из наиболее неоднозначных явлений русской культуры.


Уединенное

Книга Розанова «Уединённое» (1912) представляет собой собрание разрозненных эссеистических набросков, беглых умозрений, дневниковых записей, внутренних диалогов, объединённых по настроению.В "Уединенном" Розанов формулирует и свое отношение к религии. Оно напоминает отношение к христианству Леонтьева, а именно отношение к Христу как к личному Богу.До 1911 года никто не решился бы назвать его писателем. В лучшем случае – очеркистом. Но после выхода "Уединенное", его признали как творца и петербургского мистика.


Попы, жандармы и Блок

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Пушкин и Гоголь

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Опавшие листья (Короб первый)

В.В. Розанов (1856–1919 гг.) — виднейшая фигура эпохи расцвета российской философии «серебряного века», тонкий стилист и создатель философской теории, оригинальной до парадоксальности, — теории, оказавшей значительное влияние на умы конца XIX — начала XX в. и пережившей своеобразное «второе рождение» уже в наши дни. Проходят годы и десятилетия, однако сила и глубина розановской мысли по-прежнему неподвластны времени…«Опавшие листья» - опыт уникальный для русской философии. Розанов не излагает своего учения, выстроенного мировоззрения, он чувствует, рефлектирует и записывает свои мысли и наблюдение на клочках бумаги.


Заметка о Пушкине

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Рекомендуем почитать
Месть

Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.


Симулянты

Юмористический рассказ великого русского писателя Антона Павловича Чехова.


Девичье поле

Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.



Кухарки и горничные

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


Алгебра

«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».