Черный о красных. Повседневная жизнь в сталинской Москве - [7]

Ленинград меня поразил. Ничего подобного я не видел ни в одном городе. Деревянных домов нет вовсе – все либо каменные, либо кирпичные. И никакой стали и стекла! Это старый, но хорошо ухоженный город. Достаточно было взглянуть на безупречночистые торцовые мостовые, чтобы понять, с какой любовью заботятся о своем городе его жители.

Многое из того, что я увидел, впервые попав в большой русский город, показалось необычным. Например, огромные трамваи. Они состояли из трех сцепленных друг с другом вагонов, и каждый забит до отказа. Вагоновожатыми были женщины! У нас такого не встретишь! Вначале я нашел это странным и даже неправильным, но потом, подумав, решил, что подобные отличия Советского Союза от Запада – признаки прогрессивности, которую со временем, быть может, смогу оценить.

Кое-что я оценил сразу. Каждый раз, когда трамвай приближался к школе, он замедлял ход, а водитель поднимал такой звон и звонил так долго, что и глухой бы услышал.

Возвращаясь в гостиницу, разглядывал прохожих. Большинство женщин темноволосые, с одной или двумя косами. У некоторых лица напудрены, но губы почти никто не красит. Ни у одной я не заметил ни украшений (серег, браслетов, бус, колец), ни даже часов. Одежда показалась мне ужасно нескладной, немногим лучше мешков из-под картофеля. Большинство женщин походили на колоды: коренастые, дородные, бесцветные, одетые в нечто синее, коричневое или серое; редко мелькнет белая блузка. Мужчины еще более далеки от элегантности. Короткие пиджаки их едва прикрывали талию. Они напоминали пингвинов с оттопыренными задами. Брюки сзади протерлись и блестели от постоянной носки, некоторые были даже с заплатами. На ногах – тяжелые тупоносые ботинки, скрипевшие при ходьбе.

Все мужчины без исключения нуждались в стрижке, по крайней мере по западным меркам. Мода на прилизанные волосы в подражание столь популярному в Америке Рудольфо Валентино до Ленинграда явно не дошла. И на улице, и в гостинице я встретил довольно много мужчин, казавшихся седоголовыми из-за перхоти. Толстый слой перхоти покрывал плечи пиджаков. Позже я узнал, что в результате сталинской пятилетки потребительские товары в России пропали.

После обеда нас ждал приятный сюрприз – экскурсия по городу. Меня тоже пригласили – в России не было экскурсий «только для белых». На этот раз обо мне не забыли. «Кажется, Россия не похожа на Запад, – подумал я, – может быть, здесь я найду настоящую свободу».

Нас привели в Эрмитаж – гигантский музей, о котором я раньше не слышал. Два с половиной часа мы рассматривали картины, созданные Рембрандтом, Рубенсом, Ван Гогом, Ренуаром, Рафаэлем, да Винчи, Микеланджело, Сезанном и Джорджоне. Потрясающая коллекция! Мы словно попали в волшебный мир, куда не долетал уличный шум, где можно было наслаждаться блестящими творениями величайших гениев. Далеко не всё нам удалось посмотреть, и, если бы мне позволили, я бы с удовольствием провел здесь целую неделю.

Из Эрмитажа мы отправились на Монетный двор, где нам показали, как чеканят монеты и печатают бумажные деньги, а оттуда повели к могилам царей. Наш гид, кажется, испытывал особое благоговение перед Петром Великим, правившим Россией сорок три года. Как я смутно помнил из школьных уроков истории, Петр хотел европеизировать Россию и при этом нередко действовал довольно жестоко.

На пути в гостиницу гид рассказал нам жутковатую историю о Петре. Через несколько месяцев после похорон Петра Великого в гроб царя задумали положить посмертную маску, снятую с его лица. Изготовитель маски и его помощники осторожно подняли крышку гроба и к великому своему удивлению увидели, что лицо Петра ничуть не изменилось со дня похорон. И вдруг под воздействием воздуха оно превратилось в прах прямо у них на глазах. Было ли это на самом деле, не знаю.

Вернувшись в гостиницу, мы разошлись по номерам отдыхать. Просторная комната по-прежнему была в полном моем распоряжении. Вероятно, соседям удалось куда-то переехать, или они отдыхали в холле. До ужина оставался целый час. Все-таки глупо настаивать на сегрегации в стране, где людей не разделяют по цвету кожи! «Ничего другого они не знают, – решил я. – Они сами жертвы американского расизма».

В ресторане я сел за тот же стол, за которым сидел во время обеда. И опять ел в одиночестве. Ни один человек не подсел ко мне. «Если бы я обедал в столовой для русских, – подумал я, – то уж наверняка не сидел бы в одиночестве».

В честь американских гостей оркестр попытался сыграть джаз. Музыканты играли плохо, однако все с удовольствием слушали знакомые мелодии, и никто не уходил. Меня музыка не тронула. Вместо того чтобы вспоминать недавнее прошлое, я предпочитал погрузиться в будущее. Лучше пройтись по ночному городу.

Я поспешил в номер, чтобы перед выходом привести себя в порядок. Но, выглянув в окно, к величайшему удивлению увидел, что ночь еще не наступила. В половине десятого на улице было так же светло, как в июньский полдень в Гарлеме. Я застыл у окна, словно завороженный. Прошло полчаса, а я так и стоял у окна: солнце по-прежнему ярко светило.

«В чем дело?» – недоумевал я. Наконец спустился вниз разузнать, почему на улице светло, как днем. Служащий гостиницы в ответ на мой вопрос засмеялся и объяснил, что в Ленинграде летом солнце никогда не садится. Жители русского севера называют это явление «белой ночью».