Черный Легион - [56]

Каждый мир-корабль служит домом отдельной культуре эльдар, каждое такое владение является уникальным самоцветом в ночи. Тайал`шара, как и множество других, в свое время не спаслась от гибели, постигшей ее род. В ходе бегства от рождения Младшего Бога она была вскрыта, полностью зачищена от жизни и навеки поймана хваткой Великого Ока.

Обезопасив зону высадки, мы собрались вместе и стали ждать в тени нашего десантно-штурмового корабля. На его черном корпусе было изображено золотое Око Гора в центре Восьмеричного Пути – напоминание о наших корнях времен восстания, ныне размещенное посреди путей будущего.

Абаддон подошел ко мне, когда я присел на краю бывшего пруда для размышления, возле которого, несомненно, раньше медитировали эльдар в этом ботаническом саду. Я бросил обломок призрачной кости в пустой пересохший бассейн, где остался лишь пепел растений. Кусок искривленной кости взметнул дымное облачко серой пыли.

– Брат? – обратился он ко мне. Его не покидало хорошее настроение. Если Эзекиль что-то всегда и любил, так это вызовы. Он живет, чтобы испытывать себя против достойных противников.

– Все в порядке, – заверил я его, поднимаясь на ноги. Я обвел взглядом местность внутри разрушенного купола. Позволяя чувствам свободно перемещаться и не фокусируя зрение, я видел призрачные остаточные изображения чужих джунглей, некогда процветавших здесь. – Просто размышлял.

– Размышлял о чем?

Я указал на развалины из призрачной кости.

– Об этом месте. О покое здесь. О тишине. Меня к этому влечет.

– Никогда не пойму твоего восхищения эльдар, – сказал он, с братской дружелюбностью ударив рукой по моему наспинному силовому ранцу.

– Тут нет ничего загадочного, – искренне ответил я. – Они служат предостережением о том, что бывает, когда Пантеон управляет чьим-то родом, в сравнении с теми видами, которые проявляют осторожность при общении с божественным.

Произнося тогда эти слова, я не понимал, насколько близка мне со временем станет Тайал`шара.

Разумеется, я учил ученого. Об этом мне сообщила его улыбка.

Даравек и его свита прибыли на толстобрюхой громаде «Грозовой птицы» модели «Сикри», затмевавшей наш более изящный «Громовой ястреб». Ободранный корпус был покрыт символикой Гвардии Смерти, турели держали нас на прицеле, демонстрируя утомительную, ненужную агрессию. Мы остались на месте и мне кажется, что если бы ожидаемое разочарование бесполезным позерством можно было бы использовать как оружие, то вздох Абаддона тогда прикончил бы «Грозовую птицу» прямо на месте, сдернув ее с неба.

Он один выглядел непринужденно. Напряжение Илиастера с Телемахоном, несмотря на всю их бесстрастность, было заметно по их позам. Что же до меня, то я не мог оторвать взгляда от снижающегося десантно-штурмового корабля, чувствуя на себе страшный взгляд его пушек и подозревая, что Даравек просто покончит с перемирием и воспользуется возможностью истребить нас. Я мог защитить нас барьером телекинетической силы, однако кинетический щит мало что бы дал в случае разрушения мира-корабля вокруг нас.

Посадочные опоры «Грозовой птицы» с хрустом опустились на платформу из призрачной кости. Аппарель упала вниз, выпуская наружу одиннадцать воинов, которых мы ждали.

Они прибыли в разнообразных цветах – были представлены все Девять Легионов, даже Сыны Гора. Я ощутил, как при виде этого воина веселье Абаддона угасло, хотя он и не позволил ничему проявиться у себя на лице. Горечь уже улетучивалась: казалось, мало что способно испортить его справедливо-самоуверенный настрой.

Ими предводительствовал Даравек. Каждый из них являлся самостоятельным военачальником, однако они были верны Тагусу Даравеку – либо добровольно принеся обет, либо как покорные рабы. Он шагал вперед, и пол из призрачной кости растрескивался под его сапогами.

Боги ненавидят всех нас – об этом я вам уже говорил – но они страстно желали внимания Тагуса Даравека. Варп шептал в воздухе вокруг него, полном духов болезни и порождений изменчивой судьбы, и все они чирикали в ауре своего господина, суля золотое будущее и вечную жизнь.

Он плотно прижимал свои крылья к спине. Эти мутировавшие конечности явно были слишком слабы, чтобы поднять в небо Даравека во всем его терминаторском облачении, покрытом коркой гнили. Торчавшие из кожи и кости металлические шипы лоснились от крови, такой же густой и темной, как неочищенное прометиевое масло.

Он встал напротив Абаддона, так что их разделяло десять метров. На полу между военачальниками находилась разбитая картина из цветного стекла. Изначальный рисунок был уже давно уничтожен, а его смысл – утрачен.

Признаюсь, в тот день в Даравеке присутствовало нечто царственное. Абаддон выглядел так же, как и всегда – властитель войны, предводитель людей, вожак. Он был одним из нас и первым среди равных. Даравек представлял собой нечто большее – нечто, державшееся выше воинов, которых он вел. В Оке, где мысли становятся реальностью, практически можно было разглядеть на горле легионеров цепи повиновения, соединенные с когтистыми руками Даравека. Я задался вопросом, какой контроль он имеет над их душами – власть господина или что-то более глубокое.