Черный Легион - [100]

– Отдай мне свой меч, Хайон, – выдохнул он мне в лицо.

Я не мог говорить. Не мог призвать силу ни на что, кроме борьбы с его подавляющей мощью. Вместо этого я потянулся в его мысли, прошивая его разум рвущими ударами своего беззвучного голоса:

НЕТ.

Как только это слово вонзилось в его сознание, я сомкнул хватку своих простертых мыслей вокруг его мозга. Я оплел его разум тенетами, баюкая его, грозя раздавить и проращивая свои чувства глубоко внутрь черепа.

На изуродованном лице Даравека мелькнуло сомнение. Его замешательство длилось меньше толики вдоха, но этого мне хватило, чтобы снова восстановить свою устойчивость против него.

Я знаю, как ты проследовал за нами, Даравек. Ты следовал за мной. Не за судьбой. Не за роком. Не за Абаддоном. Ты следовал за мной. Я заподозрил это в тот же миг, как ты вырвался из шторма. Ашур-Кай видел это во сне давным-давно, не понимая истины. А наверняка я это понял, когда увидел, как ты выкрикиваешь имя Абаддона, будучи не в силах его почувствовать. И есть лишь один способ, каким ты можешь иметь надо мной такую власть.

Мы – космические десантники. Мы не ведаем страха. Но то, что вспыхнуло в покрытых коркой глазах Даравека, являлось ближайшим подобием страха, на какое мы способны, и, клянусь кровью Пантеона, это было прекрасное зрелище.

– Хайон, – прорычал он. Я покачал головой, отказываясь слушать.

У тебя есть что-то, некогда принадлежавшее мне.

Больше предупреждений ему не досталось. Я вырвал из него это – тот аспект меня, который он похитил при помощи своего колдовства. Осколок моей души, позволявший ему делать вид, будто он победил и убил меня при Дрол Хейр; часть моего сердца, дававшая ему возможность переделывать мои воспоминания; элемент моего духа, благодаря которому он манипулировал мной и противостоял всем моим попыткам его убить. Я вырвал это из его крови и мозга и телекинетическим толчком отодвинул нас друг от друга. Мои пальцы скрючились, словно когти, как будто выдирание правды из его тела было физическим действием в той же степени, что и психическим.

Оно вышло не по своей воле и вышло без изящества.

Сущность потянулась из плоти Даравека туманными полосами крови, сгущаясь и обретая форму. Я попятился с клинком в руке, зная, какой облик оно примет и убеждая себя, что я готов.

Если бы я смог его убить, от контроля Даравека надо мной осталось бы одно лишь позорное воспоминание.

Сущность шевельнулась, взвихрилась и сформировалась. Создание, которое стояло перед нами, защищая своего нового господина, яростно сверкнуло белыми глазами, пронизанными молниями кровеносных сосудов, и оскалило обсидиановые зубы, бросая вызов на звериный манер.

Нагваль заревел в ответ. Он был таким же крупным и мощным, как зверь, его мех состоял из той же дымной субстанции, а когти и челюсти – из того же несокрушимого черного стекла. Рев моего просперского саблезубого тигра был громче всех звуков, что я слыхал прежде, и всех, что услышал впоследствии. Ярость и ненависть демона слились в одно-единственное слово. В имя.

ГИРА.

Волчица – некогда моя волчица – повернулась навстречу новому противнику. Они прыгнули одновременно, и оба громадных зверя-демона врезались в ряды сражающихся воинов неистовой бурей мелькающих когтей и грызущих клыков.

Я уже бежал. Сакраментум пропел в воняющем фицелином воздухе. Даравек парировал, вскинув топор, чтобы отвести удар в сторону, но Сакраментум – клинок, выкованный из трофейного меча примарха Сангвиния – рассек рукоятку уступавшего ему оружия и продолжил свое падение. Он обрушился прямо сквозь кисть Даравека, расщепив ее надвое, прошел через бронированное запястье, отсек предплечье у локтя и глубоко вгрызся в ворот Владыки Воинств, с резким хрустом погрузившись до самой груди.

– Драх`ниен… – выговорил Тагус Даравек, встретившись со мной неверящим взглядом.

Я рванул меч вверх, высвобождая его. Голова Владыки Воинств скатилась с плеч и закувыркалась под движущимися ногами ближайших бьющихся воинов. Его разложившиеся крылья опали, словно изъеденные гнилью паруса, и с влажным шлепком ударились о палубу.

Нагваль, – передал я. Рысь моя.

Гира выла. Нагваль рычал. Первый звук был жалобным скулением раненой собаки. Второй же – урчащим рыком большой кошки-охотника, которая совершает убийство.

Сражаясь за свою жизнь, кошки вцепляются врагу в горло, а если это инстинктивное действие не приносит результата – если другой хищник прижал их спиной к земле – они бьют задними лапами, чтобы вспороть добыче живот и выпотрошить противника. Нагваль делал и то, и другое. Гира – порченая и преображенная инкарнация волчицы, столь долго служившей мне прежде – находилась поверх рыси. Ей следовало бы сомкнуть челюсти на морде Нагваля, но кошка-тигрус глубоко всадила волчице в горло свои сабельные клыки, при этом раздирая волчьи бока громадными когтистыми лапами. Следовавшие один за другим кромсающие удары вышибали из брюха Гиры демоническую слизь, разбрызгивая телесную жижу при каждом секущем взмахе.

Издав рев, которым гордилась бы настоящая просперская рысь, Нагваль перекатился и сбросил волчицу в сторону. Изорванное тело Гиры рухнуло на пол передо мной, и я двинулся на нее, крепче сжав Сакраментум.