Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости (сборник) - [154]

.

На самом-то деле Четвертый квадрант поделен надвое: на зоны влияния положительных и отрицательных Черных лебедей. Здесь я буду говорить об отрицательных (что делать с положительными, и так ясно, к тому же я уже это разъяснил в главе 13, в своем рассказе о художнике Апеллесе).

Таблица 2. Четыре квадранта

Мой совет – переместиться из Четвертого квадранта в Третий. Распределение изменить невозможно, однако можно изменить угол воздействия, как будет описано в следующем разделе.

Здесь же я, говоря о Четвертом квадранте, лишь кратко замечу, что весь скептицизм, обусловленный проблемой Черного лебедя, следует сосредоточить именно тут. Основополагающий принцип таков: если в первых трех квадрантах вы еще можете использовать лучшую из всех моделей или теорий, какие только найдете, и опираться на нее, в Четвертом квадранте так поступать опасно. Здесь нет никакой теории или модели, которая была бы лучше прочих.

Иными словами, Четвертый квадрант – область, где между отсутствием доказательства и доказательством отсутствия разверзается пропасть.

А теперь давайте посмотрим, как выбраться из Четвертого квадранта или смягчить его воздействие.

VII. Что делать с Четвертым квадрантом

Не пользуйтесь неверной картой: понятие ятрогении

Вот теперь я могу озвучить фронезические правила (в Аристотелевом смысле слова “фронезис” – мудрость принятия решений). Быть может, вся история моей жизни – это, по сути, одна дилемма, которую я сейчас и изложу. Перефразируя Дэнни Канемана: есть люди, которые будут комфортнее чувствовать себя в лабиринтах Альп с картой Пиренеев в руках, чем вообще без карты. Конечно, никто не делает этого в прямом смысле, но куда хуже поступают те, кто, имея дело с будущим, полагаются на меры риска. Они предпочитают ущербный прогноз отсутствию прогноза. Так что, снабжая лоха вероятностным инструментом, вы буквально подначиваете его рисковать и еще раз рисковать. Я собирался провести один тест вместе с Дэном Гольдштейном (в рамках нашего большого исследовательского проекта, цель которого – понять, как работает интуиция человека в Крайнестане). Дэнни (с ним замечательно прогуливаться, хотя он и не любит просто фланировать) убедил меня в том, что проводить собственные опыты нам вовсе не обязательно. И без того есть масса исследований эффекта психологической привязки, которые подтверждают пагубность воздействия на сознание неверной количественной оценки риска. Многочисленные эксперименты показывают, что на профессионалов очень влияют цифры, которые, как им прекрасно известно, никак не связаны с тем решением, которое они принимают: это как выписать четыре последние цифры чьего-нибудь номера социального страхования, прежде чем браться за количественную оценку потенциального роста какого-нибудь рынка. Немецкие судьи, люди весьма почтенные, бросали кости перед тем, как объявить приговор, и оглашаемый ими тюремный срок оказывался на 50 % длиннее, если выпадало большее число, – хотя сами судьи этого и не осознавали.

Отрицательный совет

Говоря попросту, не попадайте в Четвертый квадрант, вотчину Черного лебедя. Но столь благоразумного совета послушаться нелегко.

Психологи различают акты действия и акты бездействия. Хотя экономически они в конечном счете эквивалентны (доллар не потерянный – это доллар заработанный), наше сознание воспринимает их по-разному. Однако, как я уже говорил, рекомендации в духе “Не делай того-то” с эмпирической точки зрения более здравы. Как жить долго? Избегая смерти.

Но люди не понимают, что главное для достижения успеха – это избегать потерь, а не пытаться извлечь прибыль.

Давать положительные советы – обычное занятие шарлатанов. Полки книжных магазинов ломятся от изданий, в которых описывается, как кто-нибудь прославился или разбогател; но почти не бывает книг под таким, например, названием: “Чему меня научил крах” или “Десять ошибок, которых лучше не совершать в жизни”.

Мы испытываем потребность в положительном совете и потому считаем: лучше что-нибудь сделать, чем не делать ничего, – даже в тех случаях, когда такие действия опасны.

Недавно я был на телевидении, и какой-то тип из отряда “пустых костюмов” всё выпытывал у меня конкретный совет относительно того, как выбраться из кризиса. Он не дал мне возможности изложить свои рекомендации “по бездействию” или объяснить, что по роду своей деятельности я не хирург отделения неотложной помощи, я лишь указываю, как избегать ошибок, но что эта профессия не менее важна. Собственно, я потратил двенадцать лет жизни на то, чтобы растолковать человечеству, что во многих случаях лучше – и мудрее – не иметь вообще никаких моделей, чем пользоваться нашей математической акробатикой.

К сожалению, подобные вольности процветают там, где им, казалось бы, совсем не место: в официальной науке. Наука, особенно ее академическая разновидность, всегда чуралась отрицательных результатов, не говоря уж о признании своей собственной ограниченности. Система поощрений рассчитана на другое. Вы добиваетесь признания, если ловко ходите по канату или демонстрируете иные зрелищные трюки, норовя стать “экономическим Эйнштейном” или “Дарвином современности”, вместо того чтобы дать обществу нечто реальное, развенчать мифы или классифицировать те области, у границ которых останавливается наше знание.