Черный лебедь - [108]

Общее горе, любовь к Эмилиано и слезы объединили нас в этой старинной беседке, свидетельнице многих грустных и радостных событий, хранительнице детских голосов, любовных драк и семейных тайн, которых она достаточно узнала за эти годы. Здесь ребенком Эмилиано учил на память стихи, Валли и Джанни подшучивали над мадемуазель Ювет, здесь Эстер и Себастьяно признались друг другу в любви, а Полиссена стонала в объятиях маэстро Гавацци, здесь добрая Джильда, мать Фабрицио, умирала, сраженная пулей немецкого солдата. И вот теперь прародительница дома Монтальдо и я, сорокалетняя журналистка, которая должна встать во главе огромного дела, говорили о прошлом и закладывали основание будущего, которое казалось таким туманным.

– Необходимо, чтобы ты узнала еще кое-что о нашей семье, прежде чем Анджелина позовет на ужин, – сказала Эстер, уже почти невидимая в наступающей тишине. – Я расскажу тебе о Франко Вассалли, нашем младшем компаньоне, потому что он не посторонний для нашей семьи. Он тоже Монтальдо. Как и Эмилиано.

1949 год

Февраль подходил к концу. В этом маленьком двухэтажном коттедже, располагавшемся на швейцарских склонах Альп, Ипполита и ее подруга Серена Вассали жили почти в полной изоляции уже не первый месяц.

Ипполита была поглощена ожиданием родов, которые неотвратимо приближались. Она сняла этот дом среди густых хвойных лесов, едва поняла, что ее беременность становится заметной.

С тех пор, как Ипполита решила сохранить ребенка, она тщательно все продумала, чтобы избежать огласки и спасти свою репутацию в глазах света. Ребенок будет жить, но она не могла позволить ему сломать ее собственную жизнь, где для этого малыша не было места. Узнай родные правду обо всем этом, Эдисон Монтальдо навсегда потерял бы расположение и поддержку ее отца, не говоря уж о шуме, который это событие вызвало бы в свете.

Проблема, однако же, казалась неразрешимой, когда ей под руку неожиданно попался якорь спасения, за который она и ухватилась. Этим якорем для нее оказалась Серена Маджи, с которой они были подружками в детстве.

Серена была единственной дочерью богатого ювелира Маджи, а Кривелли – давними его клиентами. До войны девочки вместе посещали начальную школу у сестер-урсулинок и даже сидели там за одной партой. Потом Кривелли укрылись в Швейцарии, а Маджи после войны пережили не лучшие времена. В горячке послевоенного оживления отец Серены ввязался в опасные спекуляции, влез в крупные долги и кончил тем, что совершенно разорился. Вскоре семья прожила те крохи, что оставались от его когда-то значительного состояния, и Серена, чтобы хоть как-то устроиться в жизни, приняла ухаживания одного миланского таксиста, за которого в конце концов и вышла замуж.

Однажды, чтобы как-то помочь отцу, которого душили оставшиеся хоть и мелкие, но неоплатные долги, она вспомнила о своей школьной подруге и позвонила ей.

– У моего отца крупные неприятности, – пожаловалась она Ипполите после обмена приветствиями и нескольких общих воспоминаний.

У той как раз были свои неприятности, и они быстро нашли способ друг другу помочь. Серена выдаст за своего ребенка подруги, а Ипполита поможет старому ювелиру хоть как-то удержаться на плаву.

Муж Серены оказался парнем практичным и не нашел ничего плохого в такой взаимовыгодной сделке. Тем более что сумма, обещанная таинственной роженицей, была достаточно велика.

Вот так и получилось, что в первые дни октября 1948 года Серена уехала в Швейцарию с Ипполитой. Официально же подруги отправились в путешествие по Европе, что пришлось по нраву супругам Кривелли, которые посчитали инициативу дочери признаком зрелости и готовности остепениться. Никогда еще она не была так спокойна и рассудительна – наконец-то они могли хоть вздохнуть спокойно.

До тех пор, пока ее состояние это позволяло, Ипполита и в самом деле путешествовала вместе с подругой. Но с приближением родов обе женщины поселились здесь, в окрестностях одного из швейцарских городишек, в месте очень тихом и укромном, но не настолько, чтобы оказаться без акушерской помощи, которая со дня на день могла понадобиться одной из них.

За долгие месяцы совместной жизни они снова сблизились и подружились и жили в своего рода симбиозе, так что Серена уже заранее считала будущего ребенка Ипполиты настолько своим, точно она сама готовилась стать матерью.

В клинике, куда Ипполита периодически наведывалась для осмотра, она была записана как Серена Маджи, по мужу Вассалли. Для всех, в том числе и для хозяйки дома, местной крестьянки, а также для девушки, которая стирала и готовила на них, Ипполита была Сереной, а Серена – Ипполитой.

Конец февраля выдался в Швейцарии очень снежным. Снегопад беспрерывно продолжался уже два дня. Когда на третий день утром Серена попыталась выйти из дома, дверь оказалась замурована снежной стеной. Без посторонней помощи им было не выбраться. Она бросилась к телефону, чтобы позвонить акушеру, но в результате обильного снегопада линия была повреждена, и аппарат молчал.

Когда за завтраком она сообщила подруге эту новость, Ипполита заволновалась.

– Серена, я боюсь, – сказала она, жуя кусок хлеба, обильно намазанный маслом и медом.